Последняя любовь Аскольда

– Ну не скажи, – не согласилась с сестрой Белава. – Впрочем, может, ты и права. А мы в Киев лишь вчера утром добрались. Ворося сообщила о твоем замужестве. Только мы собрались навестить Дара, как пришла весть, что он и воевода подняли мятеж. Кажется, их кто-то выдал. Сколько воинов, говорят, полегло перед княжьими воротами – страх. Муж твой погиб, а Дара бросили в поруб. Лютый как раз перед твоим приездом ушел разузнать подробнее, да что-то не возвращается. А ты как же узнала про беду?

– Гонец прискакал… А княгиня где?

– А чего ты о ней беспокоишься? – спросила Белава с иронией. – С нее все началось. Не признала бы она Дара, не благословила бы на мятеж, все бы обошлось.

– Она не виновата. Это воевода оберег на Даре опознал и решил князей свергнуть. – Ярина устало прикрыла глаза. – Веришь, Белава, я так устала от тревог и переживаний, что не могу даже в полную силу радоваться нашей встрече…

– Какая уж тут радость, – вздохнула Белава, – Дар ведь нам как брат родной был…

– А он и есть… родной, – язык уже не ворочался во рту. Ярина силилась открыть глаза, но вместо этого словно провалилась в черную яму.

– Намаялась, сердечная, – Белава подошла к сестренке, прикрыла ее одеялом. – Пойдем, Веселин, спать. Лютого нет, а мы все равно не знаем, чем Дару помочь. Утро вечера мудренее.

Ярина проснулась от холода. Ее одеяло сползло на пол. Печь давно погасла. За окнами темень. В избе тишина. Все спят.

Ярина потянулась за одеялом, и в этот момент ее пронзила резкая боль и тут же отпустила. Боясь ее повторения, Ярина вытянулась на спине, так и не достав одеяла.

Полежав немного, совсем закоченела и спустила ноги с лавки, подняла одеяло, вновь легла, накрывшись им. Живот опоясала новая боль.

«Неужели роды пришли? – расстроилась женщина. – Повременить не могли, что ли?» Она лежала не шевелясь, прислушиваясь к тому, что происходит в ее чреве. Редкие и непродолжительные схватки беспокоили не очень сильно, поэтому Ярина не хотела так рано будить сестру, справедливо полагая, что роды длятся долго и она успеет еще всех замучить.

Но вскоре схватки перешли в частые боли. Ярина еще полежала немного, постанывая в одиночестве, но все же не выдержала.

– Белава, проснись, – позвала она.

Первой прибежала Ворося, наспех натягивая на себя верхнюю рубаху. Увидев страдальческое лицо женщины, капельки пота на ее лбу, она испугалась:

– Ох, Ярина, что с тобой?

– Схватки начались, – простонала Ярина. – Зови скорее Белаву.

Но Белава уже сама вбежала в светелку.

– Как ты, Ярина?

– Больно…

– Ну, знать, рожать время пришло. Ворося, разожги скорее печь, нагрей воды, тряпок старых раздобудь побольше. – Затем повернулась к роженице: – Ну-ну, крепись покуда. Нелегка наша бабья доля…

– Да не об этом я печалюсь. За Дара боюсь. Хотела сегодня с утра броситься в ноги Аскольду, попросить за брата.

– Напрасно ты на князя надеешься, – покачала головой Белава. – Лютый вчера, когда ты уснула, пришел с нехорошими вестями. В воеводской усадьбе гридни все переворошили, тебя искали, пограбили, всех дворовых девок потрепали. Князь особо злился, грозился тебя вместе с братцем в поруб бросить. Так что лежи. Наверное, не надо было тебе из вотчины уезжать. Впрочем, я не уверена, что и там было бы безопасно.

– Знаю я, зачем князь меня ищет, – прошептала Ярина. – Отомстить хочет. Я полюбовницей его была, а потом сбежала к воеводе. Дитя ношу от князя. Наверное, обиду он затаил…

В светелку вошла Ворося, неся в руках большую охапку тряпья. Очередной приступ боли пронзил живот, и Ярина снова застонала.

– Зачем женщины замуж выходят? – Ворося покачала головой. – Чтобы вот так вот всю жизнь мучиться?! А умирают сколько при родах! Я знаю, много чего видела.

– Замолчи ты, – в сердцах прикрикнула Белава, – не кличь беду!

Ярина ничего не слышала: боль охватила все тело разом. Женщина еле сдерживала рвущийся из горла крик.

– Ничего-ничего, уже скоро, – прошептала Белава.

Вскоре показалась голова ребенка. Белава положила Ярину поудобнее, подложила под спину подушки.

– Если я скажу «тужься», то тужься, а если не говорю, то не тужься, иначе порвешься, – предупредила она, но роженица уже ничего не соображала.

Наконец на свет появилось крохотное существо. Положив его на живот матери, Белава ловко отрезала пуповину, завязала обрубок. Затем взяла ребенка на руки и шлепнула по заднему месту.

– Какая славная девчонка, – улыбнулась, когда та звонко заголосила.

Белава поднесла ее к корыту с теплой водой, ополоснула и протянула Воросе, державшей наготове предварительно нагретую на печи тряпку. Ворося бережно вытерла ребенка и запеленала.

– Как ты назовешь нашу девочку? – наклонилась Белава к сестренке.

Ярина открыла глаза, посмотрела на закутанную, смирно лежащую на руках Вороси дочку.

– Надеждой, – прошептала и снова закрыла глаза.

– Хорошее имя, – согласилась Белава. – Нам всем надо надеяться на лучшее. И все-таки Мокошь благоволит к тебе: и роды прошли на удивление быстро, и девочка родилась. Это справедливо. Сыновья – наследники. А дочери не нужен ни княжий титул, ни разграбленное хозяйство воеводы.