Последняя любовь Аскольда

Можно в Оргоще перезимовать, но где? Кто приютит женщину бездомную? Она и так уж людям врать устала, что от товарок отбилась, поэтому и в одиночестве до дома добирается. А чтобы одинокая женщина смогла зазимовать в городище, серьезная причина нужна.

Так ничего и не придумав, Ярина свернула в лес, чтобы переночевать в ветхой избушке, которую случайно увидела с дороги. Она стояла на полянке, окруженная редкими деревьями. Перед прогнившим крылечком находился старый колодец с деревянной бадьей. Сбоку избы, под невысоким навесом были сложены дрова. В самой избе имелся стол и лавки около стен. Маленькое оконце под самым потолком еле-еле пропускало сумеречный свет.

На ощупь Ярина добралась до стола и, пошарив руками, нашла лучинку в плошке и кресало. Выбив искру, она зажгла лучинку. Тусклый свет лучины осветил небольшое пространство. Под столом стояли туески. Заглянув в них, Ярина с удивлением обнаружила в одном соль, а в другом – гороховую муку.

Женщина разожгла перед избой костер, поставила на огонь котелок с гороховой похлебкой. Похоже, избушка охотничья. Если не объявится неведомый хозяин и не выгонит ее, то, пожалуй, здесь можно переждать, пока санный путь не установится. Бродить в осеннюю сырость и слякоть по весям не больно-то приятно.

Поужинав уже в кромешной темноте, Ярина залила костер водой и вернулась в избу. Поскольку она ее не протопила, было холодно, но на лавках лежали ветхие пыльные шкуры. Встряхнув их, Ярина забралась на лавку, завернулась в шкуры и прикрыла глаза. Лучинку не тушила, страшась темноты и одиночества больше, чем пожара. Впрочем, лучина стояла в плошке с водой и, догорев, погасла бы сама.

Ярина спала неспокойно, часто просыпалась и прислушивалась к жутким ночным звукам, доносившимся из лесной чащи, меняла лучинку. К тому же ныли груди. Молоко уже не капало, и женщина давно сняла повязку, перетягивающую груди, но почему-то с каждым днем боль в них усиливалась, каждое прикосновение было пыткой.

Забывшись сном в очередной раз, она услышала странный звук, проникающий сквозь дремоту. Вскочила и, оправившись ото сна, ясно различила протяжное ржание коня.

Ярина посмотрела на лучинку: она почти уже догорела и давала мало света. Потушив ее совсем, женщина добралась в темноте до двери, прислушалась. Тишина. Померещилось ей, что ли? Откуда ночью в лесу конь? Никак волколак[48] ее тревожит. Но если это нечистая сила, то и в избушке от нее не скрыться.

Ржание раздалось снова, уже около самого крыльца. Ярина пошарила возле порога рукой, нащупала топорик, схватила его, занесла над головой, прочитала заклинание от всякой напасти и ногой быстро распахнула дверь.

Почти сливаясь с темнотой, возле крыльца стоял конь. На нем полулежал, безжизненно свесив ноги, мужчина. Ярина, осмотревшись с опаской по сторонам, решилась спуститься с крыльца.

Подойдя к коню, стоявшему смирно и терпеливо дожидавщемуся помощи от человека, Ярина приподняла голову мужчины: его щека была изуродована рваной кровавой раной.

Она принялась стягивать мужчину с седла, но он оказался очень тяжелым. Она отстегнула меч, убрала налучник[49] с пояса и со спины – колчан, сняла с плеч тяжелую меховую накидку и только после этого смогла с трудом стащить мужчину наземь. От удара раненый мучительно застонал, но в сознание не пришел. Волоком она подняла его на крыльцо, втянула в избу, закрыла дверь. Пробравшись к столу, зажгла новую лучинку, поднесла ее к лицу мужчины. Сверкнула сережка – свернутая змейка, и, несмотря на обезображенную щеку, Ярина сразу узнала князя Бажана.

Рубаха на груди и рукава пропитались кровью, превратившись в запекшуюся корку. Ярина смело разорвала материю, обнажив рваные раны – явные следы звериных когтей. Раны не были смертельными, но мужчина, видимо, потерял много крови, поэтому не приходил в сознание.

Нагрев воды, Ярина отмочила раны, отодрала от них куски прилипшей ткани, промыла, соединила края рваной плоти. Остатки мужской сорочки разорвала на ленты и перевязала князя.

Закончив перевязку, устало опустилась на лавку. Что же делать теперь? Если бы он был простой смерд, она и переживать не стала бы, позвала бы утром кого-нибудь на помощь. А вот связываться с людьми знатного рода не хотелось. Он ведь может ее в благодарность за старания обратно в Чернигов отослать. Или еще какая блажь придет ему в голову. Обвинит во всех смертных грехах, в злодействе-колдовстве, ведь конь именно к ее крыльцу пришел ночью, вместо того чтобы домой податься. С другой стороны, может, изба эта князю и принадлежит и конь знал, куда шел. Тогда еще страшнее: что она делает в чужой избе? Как доказать одинокой женщине, что у нее нет дурных намерений?