Последняя любовь Екатерины Великой

– Ты, Николай Иванович, прав… Хорошая замена Мамонову-то выйдет. И без князя на сей раз обойдемся. Только я с мальцом сначала потолкую, чтобы свое место и поведение понял.

Салтыков с легким сомнением посмотрел на Нарышкину, но отказать не посмел. У Анны Николаевны стати не такие, как у государыни, да и пробу Зубову все равно пройти придется, без того к Самой не допустят, может, лучше уж сразу? Нарышкина забрала красавца к себе домой, беседовать.

Фельдмаршал переживал зря, Платон не только умел баб по ночам обхаживать до их умопомрачения, но и прекрасно разбирался в женской натуре вообще. Более внимательного слушателя Нарышкина не встречала. Платон сидел, глядя своими большими красивыми глазами ей в глаза, и слушал, не отрываясь. А хорош!.. Анна Николаевна не скрывала вздохов.

– А помните ли Александра Дмитриевича Ланского? – Нарышкина вдруг рассмеялась. – Хотя как вы его можете помнить, вы же совсем молоды были тогда! Давайте расскажу, чем кавалергард государыню взял. Пригодится.

– Весь внимание.

– Сколько вам лет?

– Двадцать два.

– Вот и Александр такого же возраста был. Уж не знаю, так ли любил государыню нашу или только прикидывался влюбленным, только ел ее глазами поедом с первого дня до последнего. Все твердил, будто только она и существует, а более ничего. Мол, один свет в окошке, и ничего другого не надо. А ведь государыня куда моложе была, только что обманута, а потому не слишком верила всем клятвам.

– Я слышал, она переживала после его смерти сильно?

– Очень, едва совсем от дел не ушла. Девять месяцев слезы каждодневно лила.

– Любила?

– Любила, да не только как любовника, но и как сына, воспитанника. Это запомнить надо. Наша матушка всегда воспитывать любила, а своего сына не дали, вот она то за внуков бралась, то за фаворитов. Кто из побывавших «в случае» был умней, те далеко пошли. Вон светлейший и по сей день в фаворе, потому что учился. И Ланской тоже был бы в фаворе, если б смерть не прибрала. А Корсаков глупцом оказался, себя выше государыни поставил и пропал.

Ты, Платон Александрович, вот что запомни: государыня сама даст столько, что и просить будешь – не выпросишь. Ничего не проси, напротив, вроде даже скромно отказывайся. В рот смотри, когда говорит, делай вид, что учишься, а лучше и впрямь учись, у нее есть чему. Хотя с возрастом не столь резва стала. И еще все про любовь свою тверди, но не страсть, а любовь. Словно бы очарован ею и только ласки и ждешь.

Сумеешь, получишь столько, что и не снилось. У нее разные в спальне бывали, были и такие, что любили, вон светлейший, Григорий Орлов да Саша Ланской. А были и те, кто только пользовались. Но то раньше было, ныне угомонилась несколько государыня, после Ланского сильно сдала. Сейчас ей угодить куда легче. Пользуйся, другого случая не будет.

– Да как пользоваться, если к ней не подступиться! И Мамонов при ней.

Нарышкина долгим взглядом посмотрела на Зубова. Тот понял это по-своему:

– Анна Николаевна, помогите, в долгу не останусь! Век благодарным буду!

– Ладно, ладно, верю. Скажи Салтыкову, чтоб тебя отправили сопровождать нас в Царское, когда послезавтра поедем. А там я уж на тебя внимание обращу.

– Глаз не сводит! А хорош, ей-богу, такого давно не видывала! – Нарышкина словно перешептывалась с Анной Протасовой, но шепталась столь громко, что обратила на себя внимание Екатерины:

– Да о ком вы?

Обе притворно опустили глаза, потом Протасова вздохнула:

– Кавалергард молодой, Ваше Величество, так взглядом и ест.

Государыня откровенно уставилась на давнюю подругу, она никогда не видывала, чтобы некрасивую чернявую Анну Протасову кто-то ел глазами даже в молодости, а уж теперь, когда кожа стала желтой, а черты лица и вовсе повисли, и подавно. На такое стоило посмотреть.

– Кто? Где? На тебя?

– Да нет, душечка, на тебя, – шепнула почти на ухо Нарышкина.

– На меня? – с натяжкой рассмеялась Екатерина, борясь с желанием выглянуть в окно кареты.

– Ну не на Захара же! Вон, вон он! Крас-савец! – снова вздохнула Нарышкина, мечтательно закатив глаза и прикладывая руку к тому месту, где полагалось быть сердцу.

Екатерина глянула. Ротмистр был действительно неправдоподобно красив. Он не отличался богатырским телосложением, зато был строен и ловок. Но главное, черты лица – столь совершенного творения Господа Екатерина не встречала! Даже издали его лицо оставляло неизгладимое впечатление. Невольно подумав: «Создал же Господь такую красоту!» – Екатерина отшатнулась в глубь кареты, чтобы молодой человек не заметил этого разглядывания.

Не получилось, потому что сам Зубов неотрывно глазел именно на окна кареты, почти не глядя на дорогу. Заметив, что на него обратили внимание, он поклонился, насколько позволяла ситуация. Императрица досадливо поморщилась:

– Вот из-за тебя некрасиво вышло, точно я его разглядывала!

– А почему бы нет? Этакого красавца грех не разглядеть. Давай подзовем поближе, я тоже хочу глянуть. – И повторила мысль Екатерины: – Создал же Господь этакую красоту!

Не успела государыня возразить, как высунувшаяся из кареты Протасова уже махала ручкой Зубову, подзывая его.