И умер-то как… не у нее на руках, не при ее любовном уходе, а в чистом поле, не доехав даже до Николаева. Ушел тот, без которого Екатерина просто не мыслила своей жизни. Она заперлась в своих покоях и не выходила, все было не нужно, никого не хотелось видеть… Однажды государыня уже сидела вот так, запершись, когда умер Саша Ланской. Целых девять месяцев ничем не занималась, думала лишь об умершем сердечном друге. Но тогда у нее еще оставался Гриша, ее «батенька», пусть далеко, пусть занятый своими делами и замыслами, но был, и она это чувствовала. И была моложе, куда моложе…
А теперь? Старая, никому не нужная… Сын так и ждет, чтобы власть отдала, внукам ее заботы не интересны, даже любимый внук Александр, для которого в первую очередь заботилась, и тот старается разве из нежелания бабушку обидеть. Екатерина прекрасно понимала, что слишком многого ждет от четырнадцатилетнего мальчика, которому рано думать о престоле (перед ним отец еще есть как законный наследник). И вдруг ее охватил страх: а вдруг не успеет воспитать Александра как надо, не успеет научить всему?! Ведь умереть вот так, как Потемкин, может всякий, она уж тоже сколько раз на грани была… И когда Безбородко прочел известие о смерти Гришеньки, тоже ведь саму едва отходили, хорошо, Роджерсон рядом оказался, кровь догадался пустить, не то быть бы разбитой или вовсе окочуриться.
Она, конечно, как всякий нормальный человек, боялась смерти, но еще больше боялась чего-то не успеть. В такие минуты государыня в Екатерине преобладала над женщиной, она начинала думать уже не о себе. Вот и теперь, вволю наплакавшись и подсушив песком письмо привычному своему корреспонденту барону Гримму, взялась за перо, но снова задумалась…
Что будет, умри вдруг и она тоже? Смерть светлейшего князя вызвала переполох не только в России, многие государства озаботились: слишком силен был Григорий Александрович, слишком многое от него зависело. Забегали в Турции, правда, действовать пока не решились, заволновались в Англии, обеспокоены во Франции, Пруссии, Швеции… Казалось бы, умер всего лишь светлейший князь, к тому же потерявший в последние годы часть своей власти и влияния. Но таков уж был масштаб Григория Потемкина, что, даже вовсе оставшись без власти, он продолжал бы властвовать. И не только в России.
А если эта участь постигнет и ее? Власть перейдет к Павлу. Сын всем хорош, только если б не был противоположностью своей матери. Мысли Екатерины надолго покинули дорогого Гришеньку и занялись сыном. Пожалуй, никогда она не размышляла столь много о Павле, как в те дни, удивительно, но смерть Потемкина заставила Екатерину трезво оценить свои отношения с сыном и посмотреть на него самого внимательней. Наверное, она впервые за много лет честно попыталась разобраться, чего же, собственно, желала дать Павлу и что сумела или, наоборот, не сумела…
Плохо, что размышления эти пришлись на годы, когда Екатерина уже в большой степени утратила и былую живость, и способность критично относиться к самой себе. Многолетняя лесть сделала свое дело, кроме того, она чувствовала сильную усталость и свой немалый возраст. Ей было шестьдесят два, для женщины очень много, и неважно, что любовная страсть все еще томила, не только тело, но и душа уже устала. На покой бы уйти, надзирать за внучками, гулять по парку, вспоминать… Но это означало отдать власть Павлу, сыну, воспитанному свекровью в ее понимании жизни и власти, знать, что Павел при первой же возможности все повернет иначе, и не только в России.
Радовались ли Зубовы? Никто не знает, но теперь у Платона не было соперников: собственного брата он держал в узде, к Екатерине не подпускал никого, а сам принялся разыгрывать болезнь. Государыня ухаживала за недужным Платошей, оберегала его по-матерински…
Шло время, если не залечивая, то хотя бы затягивая кровоточащие раны… Снова, как после смерти Саши Ланского, Екатерина с трудом возвращалась к жизни. Но дела государства требовали от нее собранности и ясности ума, приходилось брать себя в руки и работать. Помощи от Зубова не было никакой, надеяться на него, как на Потемкина, императрица не могла. Но она… надеялась!
Очень быстро именно к Зубову перешло множество должностей Потемкина. Имей возможность, князь перевернулся бы в гробу, узнав, что именно Платон Зубов стал генерал-губернатором так рьяно создаваемой им Тавриды! Но если Потемкин хотя бы по полгода проводил в своей вотчине и действительно много сделал для края, то Зубов и не собирался туда выезжать. Он хорошо знал по собственному опыту, что отсутствие рядом с государыней одного фаворита может привести к появлению другого.