Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср

Олег Гагарин, бывший в курсе перипетий заочного романа, вздыхал и недоумённо разводил руками (мол, мне бы, меломаны, ваши заботы), но хотя бы не шутковал, а понимать пытался.

И Михаил Александрович Самохин был ему за это всецело благодарен.

31

Брат Михаила Александровича Самохина – Александр Юрьевич Королёв, красивый детина с густой шевелюрой, ямочкой на подбородке и большими, всегда удивлёнными глазами, вляпался в историю ещё более затейливую, чем у его единоутробного брата. Сашка Королёв влюбился во фрейлину русской царицы Елизаветы Петровны. Точнее, в девушку, которая играла роль особы, приближенной к русской великой царице.

Впервые Королёв увидел её на фотографиях, которые врач Денисенко принёс в реанимационное отделение, чтобы похвастаться прекрасно проведённым в Питере отпус-ком.

Туристические галочки расставлены безупречно: Летний сад, Эрмитаж, Мариинка. Далее следовали пригороды – Царское Село, Павловск, Петродворец.

На фоне всех исторических красот Денисенко нежно обнимал главную любовь своей жизни – хмурую очкастую змеюку Женю. Что он в ней нашёл? Непонятно.

Женя надменно хмурила лоб и старалась смотреть в сторону. Мол, мы не вместе, мол, в кадре она случайно… А Денисенко, похожий на Шварценеггера, на всех кадрах обнимал своё священное чудовище, словно бы хотел привязать к себе навсегда. Ну-ну.

И только в Петродворце он, явно для прикола, обнял другую. На террасе перед фонтанами, развлечения праздной публики ради, несколько актёрок нарядились в костюмы елизаветинской эпохи. Парики, мушки, пышные платья в струящихся шёлковых складках. Вот Денисенко и сфоткался с одной из них…

Саша Королёв потом долго рассматривал эту картинку, теребил подбородок…

Еще после из Питера приехал какой-то другой коллега или знакомый. Который вот точно так же, как и Денисенко, по приколу щёлкнулся в елизаветинском антураже.

Ординаторская стояла на ушах: фотографий хватило бы на несколько альбомов. То, что на первых фотографиях Денисенко казалось случайно захваченной врасплох красотой, оказалось неподъёмной правдой жизни: та самая, фрейлина!..

Королёв понял, что не может без неё жить. Что она нужна ему.

Он не знал, как она выглядит без грубого парика с накладными буклями, без всех этих блядских мушек, и какая она там, под корсетом. Но тем не менее воспылал страстью – на расстоянии, никогда не видя, не слыша, не нюхая объекта обожания.

Чудны дела твои, Господи! Королёв украл пару снимков, замусолил их постоянным ношением во внутреннем кармане пиджака. Он уже давно знал их наизусть, он уже давно не смотрел на них, просто носил как знак причастности.

Похудел, осунулся, стал задумчив, хотя спроси – о чём он сейчас думает, где находится? – Сашка бы и не ответил. Попытался писать стихи, не спал ночами, наконец, напросился в гости к Денисенко, слушал тупые разговоры очкастой Жени, а когда хозяева оставили его одного в комнате, коршуном кинулся к фотоальбому и похитил еще одну фотку, первую из увиденных. Даже не задумываясь о том, что может выдать себя зиянием пустой страницы. Хотя как выдать – зачем ему (или кому бы то ни было ещё) случайная, проходная фотография из Петродворца…

Наконец собрался в Питер. В Пулково было холодно, добирался до города в переполненном автобусе, кинул вещи в камеру хранения аэропорта, побежал на железнодорожный вокзал.

Электричка, фонтаны. Бродил мимо шумных толп, вглядывался в лица. Белобрысого парика не нашёл. Напился в садово-парковом ресторане. Ночью спускался по лестнице большого каскада и пел заглавную тему из «Шербурских зонтиков».

В ресторане к нему привязался немой человек с выразительными глазами. Что-то пытались друг другу объяснять. Немой кивал, выделывал гибкими пальцами всякие па… Песенку из «Шербурских зонтиков» пели вместе с глухонемым: Королёв – своё, случайный собутыльник – своё, гортанное, мучительное… Спускались обнявшись. Кино!..

Потом Александр Юрьевич Королев трезвел на берегу канала, встречал рассвет с видом на Кронштадт. Замёрз. На траве выступила роса. Появились первые посетители, парк снова ожил.

Придумал себе смотровую площадку со стороны нижнего парка – на том самом месте, знакомом по фотографиям. Ближе к полудню появилась она.

Под предлогом фотографирования познакомились, закадрились. Ужинали уже вместе. После трудного рабочего дня, который весь провёл зазывалой – уговаривал туристов сфоткаться на память, громко смеялся, куражился.

Катя (так звали актрису) смотрела во все глаза на добродушного богатыря (в школе Королёва так и звали – Алёша Попович, бабский угодник), невесть откуда взявшегося в её жизни, дырявой, как старый, испорченный зонтик.

Не разочаровала. Оказалось, что всё, что он ещё дома про неё надумал, – правда. Чудны дела твои, Господи! Утром сделал предложение – в убогой комнатке на скрипучей кровати. Перед тем как пойти умываться.

Коммуналка оживала вместе с Сашкой и открывшимися перспективами. Катя задумчиво гладила родинки у него на спине, думала. Молчала. Серьёзная, несмотря на несерьёзность занятий. Студентка театрального, искусство – её судьба, её стихия. Блин.