Последняя любовь Гагарина. Сделано в сСсср

Находит. Откапывает. Разгребая мягкую землю руками. Достает пакет. «Сделано в ССССР». Почерневший (подкопчённый свечей) переплет.

Мальчик будет спасён.

97

Второй раз от неминуемой гибели блокнотик спас Гена Денисенко. Позвонил понурый. Голос словно из подземелья. Вместо обычного «привет-привет» начал бубнить про заграничный паспорт и покупку квартиры, про время, которого мало («ты что, с сотового, что ли, звонишь?»), и бомбу с часовым механизмом.

Олег представил Денисенко, стоящего в халате возле больничного окна (улицу за окном выбелило, черновик сменился чистовиком, снег выпал и теперь не сойдёт, следует привыкать жить в изменившихся условиях)…

Порой после особенно трудного дежурства – гора с плеч, и ощущение важного сделанного дела. И тогда хочется позвонить кому-то, поговорить ни о чем. Чтобы оценили. Точнее, посочувствовали.

Олег решил помочь приятелю, «сделать ему красиво». Ведь что видит Гена Денисенко, кроме дежурств в клинике через день, а из окон дома – пейзажей спального микрорайона с редко стоящими, как зубы у оленевода, многоэтажками?..

На краю города всегда много ветра, природа сплёвывает сквозь прорехи пространства снег с дождём, недавно посаженные деревья трепещут, яко горлицы…

Решил Гагарин позвать Гену в дорогое заведение. Или покатать по набережной – когда огни расплываются в оголтелый импрессионизм и хочется говорить глупости, стихи читать или выпивать возле лавочки под кронами голых деревьев, а если замёрзнешь – быстро метнуться в машину с работающей печкой и плейером, на котором музыки сколько захочешь. И какой захочешь.

Но Денисенко был глух и неотзывчив. Выслушал и не согласился. Договорились встретиться возле родной больницы.

– Если ты такой отзывчивый и времени тебе не жалко, то просто встреть меня и довези до дому. А то сил что-то совсем не осталось, – сказал Геннадий Юрьевич.

На том и порешили.

Хорошо-хорошо, как скажешь, начальник. Гагарину было даже интересно побывать в местах минувшей боевой и трудовой славы.

98

Вниз, по широкому проспекту, на юго-запад, обгоняя другие машины (нога на педали), мимо подбрюшья центра и пустот, начинающихся сразу же за центром, после которых город начинает тянуться вверх, увеличивать этажность, как бы вставать на цыпочки.

Раньше ездил на работу под землей, дорога казалась иной, замкнутой и задумчивой, дороги по верху так и не освоил, не успел привыкнуть. Пожалел, что не ездил таким способом раньше, когда город словно бы распахивает объятия и голодный до впечатлений кислород обволакивает спортивные прелести иномарки, сплетаясь следом в невидимую косичку. Будто бы ты не едешь, а плывёшь, раздвигая складки воздушного океана, пустячок, а впечатлений не оберёшься.

Денисенко ждал возле приёмного покоя, напротив сквера, где обычно гуляют больные. Гагарин и сам гулял там раньше время от времени, выкуривал сигаретку, приходил в себя после сложных операций. Теперь оптика сменилась: теперь здесь всё чужое. Отчуждённое.

Вот и сам Денисенко неуловимо изменился – прежних ежедневных встреч у них с Гагариным более нет, отчего контакт утрачен и нужно начинать «с белого листа», общаться по-новому.

Ради их встречи тучи разошлись. Солнце слепило глаза, так иногда бывает в самом начале зимы, когда природа ещё не настроилась окончательно на минорный лад, на плановое умирание.

Гена нырнул в машину, механически пожал руку, уставился в точку перед собой.

– Ну что, поехали?

Денисенко кивнул.

И они плавно тронулись с места.

99

Гагарин включил музыку, понял неуместность жеста, выключил. Гена молчал. Бледный, измученный. Собирался с силами.

Олег решил ехать «огородами», узкими асфальтовыми дорожками, проложенными между многоэтажек, машина ползла медленно, словно для того, чтобы не мешать разговорам. Но разговор не клеился.

– Я знаю, что ты ничем не можешь мне помочь… – наконец решился Денисенко.

– Весёленькое начало… – ухмыльнулся Гагарин.

Денисенко улыбнулся в ответ. Улыбка вышла скомканной, жалкой.

– Мне никто не может помочь… Я же понимаю…

– И давно у тебя это… такая сильная депрессия?

– А… это… да как узнал.

– Что узнал?

– Понимаешь, Олег, – Денисенко развернулся к другу. – Я узнал, что я болен.

– Так, – повисла пауза. Нужно спросить или сам скажет? – Болен?.. – скорее всего, нужно всё-таки спросить. – Чем?

– Понимаешь, Олег, у меня СПИД. То есть, конечно, не СПИД. Только ВИЧ. Но ты ж понимаешь… Ты ж понимаешь, Олег…

Рассудком Гагарин, конечно, понял. Однако название болезни, о которой, разумеется, он много слышал, много знал, удивило его своей абстрактностью.

СПИДом всегда болеет кто-то другой, кого ты не знаешь. Видел по телевизору. СПИД ходит стороной, случается в другом мире. Правда, как выясняется, иногда эти посторонние миры протекают в наши собственные. Когда твой приятель признаётся тебе, что болен.

100

– И давно ты в курсе? – нужно продолжать говорить. Хотя не знаешь о чём: с чего начать? Что следует спрашивать?

– Ну, какое-то время. Пару дней. Пару дней.

– И как узнал? – главное, не молчать. Почему-то. Заполнять паузы.

– Плановый осмотр, сдал кровь. Сказали: показал положительную реакцию на тест.