–Не знаю. – Как попугай повторяла одно и тоже слово Мэри. Но она уже пришла в себя и торжествующая улыбка змеей пробежала по ее губам и скрылась. – Эрни! Успокойся. Не нервничай так. Надо позвонить на радио и узнать, кто вел передачу. – Мэри сейчас нравилось его утешать. А Хемингуэй, тяжело дыша, пнул приемник ногой. – Эрни! Оставь в покое радио, не разбивай его до конца. Сядь и выпей холодной воды.
И Хемингуэй так же, как вспыхнул, также сразу ссутулился и сел в кресло. Мэри встала с дивана, налила стакан воды и подала ему. Он проглотил его несколькими глотками.
–Откуда она это узнала? – Прохрипел он.
–Это всем известно. – Спокойно ответила Мэри, полностью овладевшая собой. – Я же тебе говорила, будь осторожней, меньше находись вместе с Адрианой. Даже предлагала отправить их обратно в Италию. Ты не согласился.
–Они наши гости. Пусть живут, сколько им нужно. – Хемингуэй тяжело дышал, но багровый румянец с его щек стал сходить.
–Я не против. Они будут жить, пока Джанфранко не сыграет свадьбу. Сейчас им нет резона уезжать, чтобы через два месяца приехать сюда обратно.
–Откуда стало известно? – Снова повторил он снова вопрос, но уже сам себе.
–Я уже тебе сказала, все знают. Пока на Кубе. Успокойся и занимайся своими делами.
Мэри участливо погладила его по седым волосам, столько чтобы он чувствовал ее заботу, и отошла. Они же находятся в ссоре. Но пусть рассчитывает на ее поддержку. И Мэри прошла на свою половину дома.
Вечером Хемингуэй встретился в саду с Адрианой. Сегодня они никуда не планировали ехать. И он ей сразу же сказал:
–Милая девочка! Ты слышала, что говорили о нас по радио?
–Нет. – Встревожено ответила Адриана.
–И не надо знать. – С горькой усмешкой ответил Хемингуэй.
–А что было? – Стала настойчиво спрашивать Адриана. – Почему ты такой хмурый, Папа?
И Хемингуэй решил сказать.
–По радио сообщили, что я увлекся какой-то молодой итальянской девушкой и хочу разойтись со своей женой.– Он снова горько усмехнулся.
–И мое имя назвали?
–Пока нет. Но назовут.
–Папа! – Воскликнула Адриана. – Но это же неправда. Я до сих пор не знаю, что мне делать. Мне приятно быть с тобой и не быть твоей женой.
–Мне тоже. Но лучше бы ты была моей женой…
–Так и мама говорит. Но, Папа, я люблю тебя, сердцем хочу быть с тобой, но понимаю, что нельзя.
–Нельзя потому, что мы мыслим головой. Что делать?
–Пусть останется все, как есть. Мы будем с тобой встречаться, как всегда. Но о свадьбе больше говорить не будем.
–Будем! – Упрямо произнес Хемингуэй. – Будем! Пошел весь мир к чертям, если я люблю самую лучшую девушку мира. У меня еще такой любви не было. С годами все ощущаешь острее, а любовь входит в тебя не радостью, а болью. Почему так?
–Потому, что влюблен, Папа!
–Нет. Потому, что это у меня последняя любовь. Все свои прошлые увлечения и любовь, я понимал. Сейчас не понимаю. Только чувствую. А почему не понимаю? Потому, что не вижу ничего кроме любви. Поцелуй меня, девочка.
Адриана прижалась к нему и осторожно поцеловала в губы.
–Все пройдет. Только останется наша любовь. Я ее чувствую и понимаю. Понимаю, что надо все оставить, как оно есть. Тебе ведь и так хорошо, Папа?
–Хорошо. А тебе?
–Очень-очень. Ты моя первая любовь и незабываемая.
–Я не хочу с тобой расставаться! – Суетливо произнес Хемингуэй. – Никогда!
–Папа, я еще буду здесь три месяца. Три месяца запланированной любви. Знаешь об этом?
–Почему запланированной? – Настороженно спросил Хемингуэй.
И Адриана заколебалась – говорить ему правду о их любви или нет? И решила – не надо. Пусть Папа продолжает любить чисто, не знает о всей ее грязной подоплеке – Дора, Мэри и даже Джанфранко хотят ее любви к Хемингуэю с пользой для себя. А она его просто любит. И ей ничего от него не надо. Кроме любви!
–Нам еще три месяца, как минимум, можно любить друг друга. Вот и все планы. – Она не стала ничего плохого говорить Хемингуэю. – А ты часто смотришь на мои изумруды?
–Нет. Как ты приехала, совсем забыл о них.
–Правильно. Я же рядом. Но ты, когда я уеду, трогай их. Будешь вспоминать меня.
–А где твой негритенок?
–Я его оставила дома. Иголка крепления поломалась, и не было времени отнести его в ремонт. – Адриана виновато улыбнулась. – Ты меня простишь, что не уберегла твоего слугу?
–Я тебе еще подарю. Не знаю что, но подарю. Ты мой самый драгоценный изумруд.
И он почувствовал непомерную усталость своей поздней любви, драгоценным грузом, легшей на его сердце, и со страстным отчаянием стал целовать ее лицо… Он не мог сдаться. Он цеплялся последними силами за свою… гордость.
А еще через два дня на имя Мэри пришла бандероль из Парижа. Там лежали три экземпляра газеты «Пари суар». Один экземпляр она положила в спальню Хемингуэя. Хотела отнести в Башню, где он работал, но потом решила, что заметка может сбить его вдохновение. Пусть лучше почитает на ночь. А с одним экземпляром она пошла в бунгало к графине Доре, как обычно, прятавшейся от полуденной жары в доме. Сегодня Мэри решила весь любовный узел разрубить окончательно.