Последняя любовь Хемингуэя

–Сам знаешь. Так что, вы хотите заказать на ужин или обед? В номере или здесь? – Метрдотель снова стал официален с Хемингуэем. Уже он не гость, а посетитель или клиент, которого надо обслужить по самой высокой мерке.

Но Хемингуэй не заметил изменения в его тоне.

–Я сейчас позвоню и все узнаю. А потом решим, где ужинать – в ресторане или в номере. А ты сам сообрази самое лучшее. Не забудь вина. Лучшего из своих неприкосновенных запасов. И твой подарок, виски – тоже.

–Будет исполнено. До встречи.

Хемингуэй поднялся в свой номер. Его вещи давно принесли сюда. Он набрал номер телефона. Ответила прислуга.

–Сейчас позову.

Трубку взяла Адриана.

–Девочка, я вернулся. Жду тебя…

Его голос звучал нежно и ласково. Не так как только что в ресторане. Это был влюбленный Хемингуэй.

4

—Папа, я закончила свой портрет и хочу подарить его тебе.

–Уже закончила? А когда ты мне его подаришь?

–Могу сейчас. Только позвоню.

Адриана встала с кровати, накинула на голые плечи халат отсутствующей Мэри, вышла в гостиную и подошла к журнальному столику, на котором стоял телефон.

–Алло? – сказала она в трубку, набрав номер. – Джанфранко можно к телефону.

Наступила пауза, в которой Адриана громко пояснила Хемингуэю, чтобы он слышал в спальне:

–Попрошу брата, чтобы он привез портрет в гостиницу. Краски уже высохли и его уже можно подарить тебе. Ты меня любишь?

–Люблю. Как еще никого не любил. Ты моя самая яркая и большая любовь.

–Яркая – да. Большая – не знаю. Наверное, нет самой большой любви. Эта выдумки писателей и поэтов. Есть любовь до бесконечности. Так я люблю тебя до бесконечности. Люблю… Ой! Джанфранко слушает!

Адриана переложила трубку к другому уху:

–Нет, Франки! Это я не тебе говорю. Слушай и выполни мою просьбу. В библиотеке, на столе стоит мой портрет. Можешь мне его привезти? Да. Сейчас… Ну, как у тебя нет времени?

Хемингуэй слушал разговор Адрианы с братом, и ему что-то не нравилось в их диалоге. Он встал с постели, как был в одних трусах, прошел в гостиную, к журнальному столику. Не говоря ни слова, он взял у Адрианы трубку. Она еще успела сказать:

–Франки, не думала, что ты можешь быть таким противным…

Это были последние слова, которые она успела произнести в трубку. Хемингуэй уже говорил, серьезно и с нажимом на слова команды:

–Эй, Франки! Говорю я. Понял кто? Так вот немедленно доставь ко мне в номер картину Адрианы! Понял? Чтобы я не считал тебя противным, как сестра. А то и у меня такое же сложится мнение. Долго ждать не буду. Да-да. До встречи.

Он бросил телефонную трубку на аппарат и посмотрел на Адриану. Оба одновременно рассмеялись, – как быстро была разрешена, казалось бы, неразрешимая, пустяковая проблема.

–Папа! Неужели ты умеешь командовать людьми?

–Иногда нужно командовать, чтобы люди не сделались противными. Так же ты ему сказала?

–Джанфранко не противный. Это я так его в сердцах обозвала. У него действительно нет времени. Он пишет книгу, как и обещал тебе. Хочет показать, но боится тебя.

–Пусть теперь еще больше боится. Какая у тебя свежая кожа! Словно бархат, подсвечиваемый издалека яркой лампой.

Он провел рукой по ее плечам и груди, распахнув шире не застегнутый халат. Адриана смущенно пыталась запахнуть полы халатика.

–Не смотри на меня. Мне стыдно.

–У тебя кожа, как у кубинской квартеронки, только светлее. Также переливается на солнце, но большим количеством красок. Не прячь свою кожу под тряпку! Она заслуживает кисти ваших великих венецианцев Джорджоне и Тициана.

–Мне неудобно, Папа.

–Все! Только разреши мне еще раз провести рукой по твоему телу. Любовь земная и небесная в образе спящей Венеры. Был бы я художником, то изобразил тебя именно так. Одновременно, во всем. Только бодрствующей.

Он отнял руку от плеч Адрианы и посмотрел на свое обрюзгшее тело, седую волосатую грудь и глубоко вздохнул. Да сравнение не сравнимое. Адриана застегивала непослушные пуговицы мэриного халата.

–Знаешь, как бы я изобразил самого себя рядом с Венерой?

–Как бы меня ты изобразил, я уже знаю. Любовью быть приятно, но Венерой не хочу. А какую роль ты определил себе?

–Старого, злого сатира. На его фоне ты бы смотрелась еще красивее. Эталоном красоты.

–Не хочу быть эталоном красоты в сравнении. Хочу быть просто любимой и любящей женщиной. Чтобы рядом со мною был любимый сатир и любил меня всегда также как любит сейчас. Еще, чтобы рядом были наши дети. Маленькие сатирчики, любимые нами. Ты хочешь иметь детей?

–Хочу. Только сатиры все мальчики. А я хочу иметь пять девочек и, чтобы все они были похожи на тебя. Пять маленьких Адриан, и всех я буду любить также как маму.

–Лучше люби их больше, чем маму.