А Адриана эти дни грустила. Ей было жаль себя, жаль Папу. Ее угнетало то, что встреча с Хемингуэем на Кубе, подстроена ее мамой и Мэри. И она теперь не могла к нему относиться хорошо, как всегда. Между ними выросла какая-то стена, которую никто из них пока не мог разрушить. Теперь Хемингуэй писал в Белой Башне. Он располагался с пишущей машинкой на втором этаже, Адриана на третьем. Она рисовала иллюстрации к его книгам. Он рассказывал ей сюжет и говорил, что надо рисовать. Но Адриана видела, что ее рисунки получаются грустными. Они полностью соответствовали ее состоянию. А на крыше башни загорала Мэри. Она не вмешивалась в их работу, а зорко следила за тем, чтобы они долго не оставались наедине. Ее радовало, что Хемингуэй первую половину дня посвящал работе. Но огорчало, что он дописывал старые книги, а за новую, не брался. В его работе чувствовалось уныние и как от него избавить Эрнеста, Мэри не знала.
Вскоре Джанфранко, на прогулке по Гаване, познакомил сестру с молодым кубинцем – красивым квартероном с ярко-синими глазами. Он понравился Адриане, и она приняла его ухаживания. Все в нем нравилось Адриане, только не нравилась непосредственность его обращения с дамами. Но Джанфранко объяснил, что Куба – это бордель Соединенных Штатов и здесь нравы до такой степени свободные, что их можно свести к инстинктам животного мира. В этом убеждалась и сама Адриана, наблюдая веселую жизнь кубинцев. Женщины в молодости занимаются проституцией, чтобы в зрелые годы стать целомудренными матерями, а мужчины наполовину мужские проститутки – это до старости. Но при своем веселом и отзывчивом нраве, кубинцы большей частью бедны. Беднее нищих в Италии. На это обратила внимание Адриана.
Так начались ее встречи с молодым кубинцем, и Адриана думала, таким образом, немного позабыть Папу. А может, он узнает о ее увлечении и сам отдалиться от нее. Тогда планам ее мамы никогда не сбыться. Ее пугала даже мысль о будущей совместной жизни с Хемингуэем.
Мэри узнала от Джанфранко, что он выполнил ее просьбу и познакомил Адриану с воспитанным юношей. Она похвалила его и дала сто песо на цветы для невесты, имя которой было Кристина. Но Хемингуэю, она этого не сказала. Может, Адриана за это время по-настоящему полюбит молодого красавца, сама об этом скажет Хемингуэю, и он смирится с ее выбором. Также она не хотела, чтобы об увлечении Адрианы, Хемингуэй узнал из ее уст.
Дора, узнав от Адрианы, что она встречается с молодым кубинцем, притихла и больше не заводила разговоры о женитьбе на Хемингуэе. Ее огорчало только то, что на любви дочери с писателем она теряет деньги, которые могла бы дать Мэри. С Мэри ее отношения, в сравнении с первыми днями, значительно улучшились. Они часто вдвоем сидели в беседке и подолгу разговаривали о женских делах, не касаясь собственных проблем.
Один Джанфранко чувствовал себя не в своей тарелке от игры, которая шла вокруг Хемингуэя. Он по-своему любил писателя – за талант, которым не обладал сам, за широту натуры и за помощь в его судьбе. С владелицей фермы Кристиной его познакомил Хемингуэй. Он кормит гостя, устроил на работу, помогает советами. Правда, он все отчетливей видел, что все-таки всем процессом жизни писателя руководит Мэри. От нее ему за мелкие услуги перепадали деньги. Хемингуэй не имел привычки расплачиваться со своими друзьями деньгами. А в них Джанфранко был очень и очень стеснен. Он проиграл приличную сумму на петушиных боях и в рулетку. Пришлось влезть в долги, а то стыдно появляться в приличной компании, засмеют. Хорошо, что мать выручила его, и он отдал долги. Но мать проговорилась ему, за что получены эти деньги. Джанфранко, по натуре, был добрым человеком, и ему было жаль Папу за то, что его так обманывают, а он ничего не замечает. Он чувствовал себя виноватым перед ним.
И вот в начале декабря, когда задул холодный норд, в один из вечеров, его спросил Хемингуэй:
–Франки, ты не знаешь, куда пошла Адриана?
И Джанфранко решил ответить честно. Может, это была своего рода месть за унизительные услуги, которые он оказывал Мэри.
–Мистер Хемингуэй! Она пошла на свидание.
Он видел, как искривилось лицо Хемингуэя, и по нему пробежала нервная боль.
–Куда? – Голос Хемингуэя был твердым, как у солдата, готовящегося ринуться в смертельный бой.
–В Сан-Франсиско-де-Паула.
Это было небольшое селение рядом с «Ла Вихией» и в нем находился муниципалитет. Джанфранко видел, как Хемингуэй, не говоря больше ни слова, ринулся к гаражу.
–Хуан! Хуан! – Слышал он его гулкий голос, зовущий шофера.
К гаражу бежал испуганный Хуан и вскоре одна из четырех машин Хемингуэя, «Паккард», промчалась мимо Джанфранко. На переднем сидении, сжав челюсти до желваков, сидел Хемингуэй. Он даже не заметил, стоящего на том же самом месте Джанфранко.