Последняя любовь лорда Нельсона

— Это правда! — сказала Эмма беззвучно. — Но Том, если бы ты знал…

Ее речь перешла в бормотание. Он помолчал, очевидно, ожидая от нее продолжения. Потом снова заговорил:

— Том Кидд не знал ничего об этом. Их разделяли в это время моря и страны. А когда он снова увидал ее… Для него она была все еще мисс Эммой. Самой дорогой на всей земле. Оставалась она для него такой же и тогда, когда он услыхал, что она живет с сэром Чарльзом Гревиллом. Она любила его. Так она сказала ему. И Том Кидд думал, что нет ничего более высокого и святого, чем жить для того, кого любишь.

Горький смех сорвался с ее губ.

— Нет ничего более высокого и святого…

Почему она так долго слушала его? Почему она позволяла ему быть ее судьей?

Его слова падали на нее, словно удары плети, жгли ее, она истекала кровью. И все же — странно, но она даже не могла сердиться на него. Легкая дрожь еще неведомого ей, почти физического сладострастия пронизывала ее.

— Нет ничего более высокого и святого!.. — повторила она еле дыша. — Почему ты не продолжаешь? Ты же видел ее высокую и святую любовь!

Он сжал губы.

— Ну да, что было ее любовью, я узнал, вернувшись на родину через несколько лет. Я искал ее у человека, которому принадлежало ее сердце. Но она… Этот человек обеднел, терпел нужду. Ее полюбил его богатый дядюшка, отеческой любовью. Она вызвалась поехать к нему, чтобы просить за возлюбленного. Он, ничего не подозревая, согласился на это, но потом…

Вдруг она совершенно успокоилась:

— И что потом?

— Потом… дядя женился на ней. Теперь она богата, теперь она леди…

— Леди Гамильтон?

— Леди Гамильтон!

— Дочь деревенской служанки и дровосека, не правда ли? Та, которую когда-то звали Эмма Лайен, мисс Эмма, маленькая Эми!

— Маленькая Эми…

Он дрожал. С губ его сорвался стон…

Глава четвертая

Она подошла к нему. Остановилась перед ним, так близко, что ее платье коснулось его.

Он был старше ее только на четыре года, ему едва исполнилось тридцать два года. Но волосы, когда-то темные и кудрявые, были уже белыми на висках. Глубокие морщины избороздили лоб и щеки, плечи подались вперед, как под гнетом большой тяжести. А глаза…

— Ты еще ни разу не взглянул на меня, Том! — сказала она спокойно и дружески. — Я так противна тебе? Или ты боишься меня?

Он медленно обратил к ней глаза… Это был взгляд неаполитанских монахов-аскетов, когда им встречалась Эмма. Полный презрения к грешнице, проклятия греховной женской красоте. Тогда как в глубине глаз, словно за завесой, горело слабое пламя тайного желания.

— Боюсь? — ответил он вопросом. — Чего мне бояться?

— Того, что ты вынес приговор, не выслушав меня! Того, что ты поверил человеку, который оклеветал меня, хоть он поступил со мной в тысячу раз хуже, чем сэр Джон. Ведь это Гревилл нашептал тебе все это, не правда ли?

Он выдержал ее взгляд, как бы желая проникнуть в глубины ее души.

— Я пошел к нему, спросил о вас…

— И когда ты не нашел меня, ты потребовал у него ответа. Он испугался и налгал тебе.

— Он плакал…

— Да, он мастер проливать слезы. Он научился этому от своего дядюшки. И ты ему поверил. Конечно, он был беден, в затруднительном положении. Он надеялся на сэра Уильяма. Тот влюбился в меня. Как отец? Стал бы отец в безумном порыве страсти совершенно неожиданно нападать на девушку?

Том широко раскрыл глаза:

— Он сделал это?

— В соседней комнате, подслушивая, сидел Гревилл. Когда мне удалось освободиться от напавшего на меня сэра Уильяма, они постарались замять это. Это, мол, было испытание моей верности… Я любила Гревилла, верила ему. Я была так далека от подозрений, что уступила его просьбе, поехала к дяде, хлопотала перед ним о помощи Гревиллу. Ты понял, что это был новый замысел? В Неаполе я оказалась на чужбине, мне неоткуда было ждать помощи, я могла искать защиты только у нашего посла. Нашего посла — сэра Уильяма. Когда он стал преследовать меня, я написала об этом Гревиллу. Во множестве писем я умоляла его спасти меня. Наконец пришел ответ — хочешь посмотреть его?

Она извлекла из складок платья листок бумаги и протянула ему. Он торопливо схватил его, прочел: «Завоюй сэра Уильяма. Гревилл».

— Четыре слова!.. Тогда мне все стало ясно. Если бы сэр Уильям получил меня, Гревилл стал бы его наследником, — она язвительно засмеялась. — А теперь — я его наследница, я, так как я тоже стала дурной женщиной! Научилась интригам. Он получил меня не раньше, чем я стала пред алтарем леди Гамильтон. Леди! Ты не рад, Том? Ты не желаешь мне счастья? Или ты не веришь мне? Тогда осуди меня, преломи над моей головой жезл.

Она крикнула ему это дрожащими губами, с горящими глазами. Он стоял перед ней, ни кровинки не было в его лице. Не мог произнести ни слова, лишь смотрел на нее. Но когда она хотела повернуться к двери, он упал перед ней на пол, целовал край ее платья, всхлипывал…

Она посмотрела на его опущенную голову, на подергивающиеся плечи…

— Том, мой старый, верный Том…

И вдруг опустилась рядом с ним, обняла его и заплакала с ним вместе. Над счастьем маленькой Эми.

* * *

Она медленно поднялась.