Последняя любовь поэта

Феокрит внимательно посмотрел на Херсия. Кажется, обиделся философ. Говорить он умеет, но Миртиллу разве переговоришь? Бодается козочка... Нет, не обиделся. Наливает ей чашу, а половину волы мимо. Рабов-то отпустил... Придется самому отводить его домой.

— Дорогие мои гости, а что если мы немного отдохнем? Эвноя, принеси-ка подушки!

— Не надо, Миртилла, не надо... Погоди — я устрою.— Феокрит быстро встал, принес еще тростника, положил всем под головы по охапке. Херсий хотел ему помочь, но не смог подняться. Миртилла посмеивалась. Улеглась между поэтом и философом, с наслаждением вытянула босые ноги. Голова порядком кружилась. Сухой тростник щекотал шею. Небо было вечерне-голубое. На платане чернели шарики прошлогодних плодов. Где-то в соседнем саду ворковали дикие голуби.

Как все отлично вышло, и какой он умный, Феокрит. Надо его слушаться. В комнате и не рассмотрела бы как следует его глаза. Хороший, хороший... Миртилла заснула, повторяя про себя одно и то же слово.

Херсий пытался бороться со сном. Не удалось пофилософствовать вслух, пробовал молча, хотя думать было трудно после стольких чаш. Вот Сапфо... Где она теперь? Душа-форма умерла вместе с телом — это ясно. А чистый разум, божественная искра, что с ней?.. Возвратилась к всемирному разуму, слилась с ним или светится где-то одна?.. Нет, наверное, слилась... Все сольемся — Миртилла, Неофрон, Феокрит и я тоже... Все... Все... Но со сном не справишься. Он, как смерть, одолевает...

IX

Ранним утром Миртилла проснулась в своей постели. Силилась вспомнить, как же она в нее попала, и не могла. Как будто и с гостями не простилась... Встала, подошла к окну. В саду никого не было. Только охапки пожелтевшего тростника еще валялись на измятой траве под платаном. Привычная к вину голова слегка кружилась, но не болела. На душе было весело. Хороший. Феокрит, милый... Такой знаменитый человек и совсем, совсем не гордый...

Не терпелось узнать, как же было с гостями.

— Эвноя!..— Не идет, спит, наверное. Кликнула громче. Не отзывается. Только собачка затявкала в углу и бросилась к хозяйке, виляя коротким хвостом. Миртилла вышла в сени, отодвинула засов. Оранжевые солнечные пятна легли на глиняный пол. Хлынул свежий воздух, нежно пахнувший гиацинтами. В каморке Эвнои окно было завешено. Служанка тихо похрапывала. Миртилла заколебалась. Будить было жалко, но любопытство пересилило.

— Эвноя... Эвноя... проснись| — Служанка продолжала храпеть. Миртилла взяла ее за плечо, потрясла. Эвноя открыла глаза, испуганно вскочила. Взялась за хитон.

— Погоди одеваться — поспишь еще. Только расскажи, как же вчера... Гости когда ушли?

— Гости?.. Поздно ушли, уже луна светила. Еле дождалась, пока уйдут.

— Чего же ты меня не разбудила?

— А зачем, госпожа? Ты спала крепко, и гости спали. Я только не спала. Потом старый проснулся...

— Старый?..— Миртилла нахмурилась, но в полутьме Эвноя этого не заметила.

— Ну да, старый. Молодой был сильно пьяный. Я хотела сбегать за рабами, а старый не велел. Куда ты говорит, ночью одна пойдешь? Сам доведу.

— А со мной как же было?

— Да этот, как его, Ве... Ве...

— Феокрит, Эвноя.

— Веокрит сказал, что ты простудишься в саду. Хотел тебя разбудить. Да не вышло.

— Когда ты научишься говорить как следует? Нельзя же так...

— Извини, госпожа, я по-деревенски...

— Ладно... Так что Феокрит?

— Он взял тебя на руки и отнес на кровать.

— Один?

— Конечно, один... Так нес, точно ты маленький снопик. Здоровенный старик!

— Эвноя, я запрещаю тебе называть его стариком, запомни!

Эвноя внимательно посмотрела на свою госпожу. Хотела ответить: — А что же... он молодой, что ли? — не посмела. Прогонит, чего доброго, а место хорошее. Чем только этот старик ей приглянулся?..

— Ну, чего замолчала? Рассказывай!

— Да что же рассказывать, госпожа? Положил тебя на постель, поцеловал...

— Поцеловал?.. — Миртилла вздрогнула.

— Волосы тебе поцеловал и говорит: «Закрой за нами калитку да не забудь раздеть госпожу, зайчиха ты сонная...»

— Так и сказал?

— Так и сказал. Растолкал молодого, поднял и повел.

— Можешь теперь спать, Эвноя. Ты, наверное, устала после вчерашнего.

— Можно, госпожа?

— Можно, можно...

Миртилла притворила дверь. Не одеваясь, вышла в сад. Прохладный утренний воздух слегка пощипывал нагое тело, но она не думала о том, холодно ей или тепло. Задумчиво шла по дорожке смелой походкой бывшей огородницы. Маленькие ступни не боялись земли. Остановилась у грядки с маками. Они недавно начали цвести. Среди темно-зеленых поникших бутонов пламенело только несколько раскрывшихся цветков. Миртилла вспомнила, как в Афинах подруги гадали. Оторвала лепесток, положила на левый локоть, выпуклостью вверх, слегка прихлопнула. Красный лоскуток лопнул, издав слабый, но ясный звук. Радостно улыбнулась. Любит... Бегом побежала домой.

Миртилла жить умела. Так говорили подруги, так и было. Случалось и ей попадать впросак — кто не попадает, но рассчитывать умела, хотя была очень молода.