Последняя милость

Стоя на вершине небольшого холма, Гамаш смотрел на расстилавшуюся внизу гладь озера Брюме. Ветер швырял в лицо пригоршни снега, и он почти ничего не видел, но все же смог различить фигуры трех женщин, которые с трудом пробирались сквозь снежные наносы на льду замерзшего озера.

— Намасте, намасте… — снова и снова повторяла Матушка, пока сухие, растрескавшиеся от мороза, кровоточащие губы не отказались служить ей и она больше не могла говорить. Слова застревали в горле, но Матушка упрямо продолжала твердить их про себя. Однако смертельный ужас, охвативший все ее существо, заставил замолкнуть и этот голос. Матушка почувствовала, что теряет точку опоры. Теперь с ней остались лишь тишина, страх и неверие.

Кей шла посредине. Точнее, она уже не могла идти, но чувствовала, что подруги поддерживают ее с обеих сторон и фактически несут. Только сейчас она поняла, что так было всю жизнь. Всю жизнь она опиралась на их надежные плечи. Почему же у нее ушло столько времени на то, чтобы осознать это? И теперь, в самом конце своего жизненного пути, который был уже совсем близок, она полностью зависела от них. Они поддерживали и направляли ее, указывая путь к новой, вечной жизни.

Наконец она разгадала загадку, которая не давала ей покоя в течение многих десятилетий. Почему ее отец и его друзья, отправляясь на верную смерть, кричали: «К черту Папу!»?

На этот вопрос не было ответа. Это были слова отца, его жизнь, его путь и его смерть.

Все это не имело к ней никакого отношения. Всю жизнь она пыталась разгадать загадку, никоим образом с ней не связанную. Она бы никогда не поняла отца, да ей и не нужно было его понимать. Кей необходимо было разобраться со своей жизнью и своей смертью.

— Я люблю вас, — прохрипела она, но подруги не услышали ее. Порыв ветра подхватил слова Кей и унес их прочь.

Эм поддерживала Кей, и они втроем продолжали с трудом продвигаться вперед по глубокому снегу. Она чувствовала, что Матушка перестала дрожать, и больше не слышала ее голоса. Не было слышно вообще никаких звуков, кроме завываний вьюги.

Скоро наступит конец. Эм больше не чувствовала ни рук, ни ног. Единственное, что утешало, — это то, что ей не придется испытывать мучительное покалывание, когда они будут отогреваться. Потому что она никогда больше не будет их отогревать. Ветер пронзительно свистел в ушах, но сквозь его свист Эм слышала кое-что еще. Над заснеженной гладью озера плыли звуки одинокой скрипки.

Эм открыла глаза, но вокруг была лишь белая мгла.

Впереди лед. Нет, лед был уже здесь, под ногами.

Арман Гамаш стоял на берегу. Хлесткие порывы ветра налетали со стороны гор и проносились над озером — мимо трех женщин, мимо погребенной под толстым слоем снега площадки для керлинга, мимо того места, где погибла Сиси. По дороге они набирали силу и наконец яростно обрушивались на старшего инспектора.

Тяжело дыша, он сжимал в руке письмо Эм. Белый цвет бумаги сливался с белизной снега. Белая мгла.

Гамаш сделал шаг вперед. Все его существо стремилось туда, на лед. Он должен был спасти их. Почти сверхъестественным усилием воли Гамаш заставил себя остановиться. В своем письме Эм умоляла его позволить им умереть, как это делали легендарные старейшины эскимосов, которые входили в ледяной поток и плыли по течению навстречу собственной смерти.

Конечно, это они убили Сиси. Гамаш знал это со вчерашнего дня, хотя подозрение зародилось у него уже давно. Просто вчера оно окончательно оформилось и приняло конкретную форму. Не могло быть такого, чтобы никто не видел убийства. Гамаш понимал это с самого начала. Кей не могла сидеть рядом с Сиси и не видеть ее убийцы.

Да и само убийство было слишком сложным. Ниацин, растаявший снег, накрененный стул, соединительные провода. И наконец, четко рассчитанное время для удара током. Матушка очищала «дом», и все видели и слышали только ее.

Кроме того, убийца убрал провода.

Это невозможно было сделать незаметно.

Горький ниацин был в травяном чае Матушки, который она разносила во время благотворительного завтрака. Эм разлила антифриз, когда расставляла стулья, и сама села на стул, которому предстояло стать орудием убийства, чтобы его не смогла занять Сиси.

Роль Кей была ключевой. Гамаш предполагал, что убийца Сиси сначала подсоединил провода к стулу, а потом бродил вокруг грузовика Билли, ожидая подходящего момента, чтобы подсоединить их к генератору. Но письмо Эм свидетельствовало о том, что он ошибался. Они сначала подсоединили провода к генератору Билли, а потом Кей стала ждать, когда Эм просигнализирует ей о том, что Матушка собирается очистить «дом». Получив сигнал, она подошла к свободному стулу, облокотилась на него, накренив набок, и незаметно подсоединила провода к ножке. С этой секунды стул находился под напряжением.

Тогда же начал действовать ниацин, и Сиси сняла перчатки.

Матушка готовилась очистить «дом», и все взгляды были прикованы исключительно к ней.