Последняя надежда

Прихожу в себя и вижу, что мои ноги запутаны в листьях дерева, а лицо прижато к теплой широкой груди. Где-то рядом слышится щебетание птиц. Мне на лицо попадает солнечный свет, и кажется, что вокруг очень влажно.

Все болит.

Я дезориентирована, а голова просто звенит от боли. Солнце бьет в глаза, словно адово пламя, что чертовки раздражает. Провожу рукой по лицу. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что не могу видеть солнца, раз нахожусь в самолете.

И тогда я вспоминаю шторм. Громоподобный гул и молнии, попавшие в самолет. Крики. Беспорядочная стрельба Афонсо. Свободное падение салона. Моя хватка, вцепившаяся в сиденье – единственное, что удерживает меня от полета в воздухе на высоту двух километров.

Когда в кабине сбрасывается давление, Мендоза отрывает руку от моей. Крики людей смолкают.

Мендоза.

Его я тоже помню.

Где-то поблизости мое внимание привлекает шум. Похоже на тяжелое дыхание. Открыв глаза, осматриваюсь.

Я все еще пристегнута к своему креслу. Подо мной часть самолета. Мендоза тоже рядом пристегнут к своему сиденью.

Я оказываюсь перекинутой через его широкую грудь. У него глаза закрыты, а вокруг засохшая коркой кровь. На лбу огромный синяк, а его руки обвивают меня, будто он пытается защитить меня даже во время падения.

– Мендоза? – зову я, садясь прямо, и убираю руки.

Движения заставляют все в моем теле кричать от боли. У меня болят лодыжки, но не знаю, то ли от серьезного ранения, то ли от сиденья передо мной, которое давит на них. Я проверяю свои ноги, попеременно пошевелив ими, и морщусь от боли, пронизывающей мое тело. Такое ощущение, что меня растоптали во сне. Еще у меня болят ребра, а правая рука просто горит огнем.

Но... я жива. Сажусь прямее и смотрю на правую руку. Сумочка, которую я носила несколько дней, исчезла. Кожа опухла и побагровела. Когда сгибаю пальцы, боль вызывает слезы в глазах. В животе рождается боль и приступ тошноты, и я отвожу взгляд. Это не просто рана, а крах всего. Я модель рук. Я не смогу ей быть, если не могу даже руку поднять.

Не то, чтобы это было важно сейчас.

– Мендоза, – снова говорю я почти в панике, сильнейшей панике. – Очнись, пожалуйста.

Он не реагирует.

Страх охватывает меня. Я хватаю его за рубашку и трясу.

– Мендоза?

Это тоже не приводит его в чувства. Прижавшись щекой к его груди, я прислушиваюсь к сердцебиению.

Оно медленное, но постоянное. Уф. Я сажусь и снова осматриваю его. Рана на лбу огромная. Может, он просто в нокауте. Я оглядываюсь, где мы находимся. Похоже, наша часть самолета как-то отделилась от остальной части обломков, поэтому мы живы, а не зарыты в землю.

Я перемещаюсь по своему месту, и у меня от удивления расширяются глаза, глядя на наклоненный мир.

Вижу деревья и солнечный свет над головой, но сейчас я не на земле. Кресла наклонены и трясутся, когда я двигаюсь.

Почти уверена, что мы на дереве. Сжимая подлокотник, я осторожно поворачиваюсь и осматриваюсь.

Ничего не видно, кроме воздуха, листьев, лоз и пятнистых теней. В отдалении снова слышу звук тяжелого дыхания. Я смотрю на Мендозу, но это не он. О, Боже. Это Афонсо? Он все еще здесь? Прикусив губу, я вытягиваю шею и пытаюсь посмотреть вниз. Мы находимся, по крайней мере, в шести метрах от земли.

Будто обломки поглотила зеленая стена. Зеленая и мокрая. Внизу в зеленых джунглях виднеется что-то похожее на дымящиеся обломки. Куски самолета и несколько чемоданов разбросало по всему лесу. Вдалеке заметен еще один ряд сидений, воткнутых лицом в грязь. Тяжелое дыхание слышится снова, и на этот раз я вижу его источник. Ягуар, исследующий обломки.

У меня расширяются глаза, и я замираю.

Начинается сильный дождь, он окатывает меня сверху каплями. Я не двигаюсь. Мой взгляд следит за кошкой джунглей, обнюхивающей вещи. Не знаю, что мы будем делать, если она нас заметит. Мендоза без сознания. И если я попытаюсь пошевелить его, мы оба можем упасть с дерева и приземлиться прямо перед кошкой.

Сложившаяся ситуация поражает меня, и я начинаю плакать. Я одна. В этот раз чертовки одна. В жизни не ходила в походы, тем более в джунгли. Я разглядываю свои руки. Они – мое средство к существованию. Мой способ зарабатывать. Мой доход зависит от того, насколько они мягкие и совершенные, а ногти изящные.

У меня длинная царапина на тыльной стороне ладони, а мизинец ушиблен и опух. Мое запястье выглядит, как нога слона, если бы слоны были черно-синими. Мне не быть моделью рук, когда я выберусь отсюда.

Если я выберусь отсюда.

«Прости, Роза. Я старалась. Так сильно старалась».

Вздрагиваю, когда кот проскальзывает в подлесок. У него в зубах болтается что-то, похожее на руку. Я в джунглях с раненой рукой и незнакомцем, которому от меня нужна только информация...

А теперь у меня нет даже информации. Сумочка исчезла. У меня вырывается всхлип. И я пытаюсь удержать в себе очередной порыв плача.

– Не плачь, – слышится мягкий голос.