Последняя ночь на Извилистой реке

Тони Эйнджелу И Ин сказала, что сейчас не время «увязать в романтических отношениях». Ее слова были музыкой для ушей повара, как иногда думалось Дэнни. Цель стояла у нее на первом месте, а повар был просто сексуальным партнером, нетребовательным и готовым утешить. Тони Эйнджела, успевшего к этому времени пережить несколько потерь, такие отношения очень устраивали. Более того, внук повара был одного возраста с дочерью И Ин, и она относилась к мальчишке с материнской заботой.

Прежде чем вводить новых женщин в свою жизнь, Дэнни и его отцу всегда приходилось думать о Джо. И Ин мальчику понравилась — немалый аргумент в ее пользу. Некоторым осложнением являлось то, что И Ин была почти ровесницей Дэнни и что писателя тянуло к ней.

За три года Дэнни с отцом сменили три квартиры. Все три находились в домах на Корт-стрит и принадлежали университетским преподавателям, уехавшим в годичный отпуск[152]. Корт-стрит была красивой, обсаженной деревьями улицей с основательными трехэтажными домами. Настоящий университетский квартал. Отсюда можно было пешком, не пересекая опасных магистралей, дойти до начальной школы имени Лонгфелло, где Джо учился во втором, третьем и четвертом классах. Корт-стрит находилась не в центре города, и Дэнни не надо было проезжать по Айова-авеню — улице, где они когда-то жили с Кэти. Во всяком случае, его путь к зданию Инглиш-философи-билдинг, стоящему на берегу Айовы, пролегал в стороне. (В И-пи-би[153], как все называли это здание, находилась Писательская мастерская, и у Дэнни, как у каждого преподавателя, был свой кабинет.)

Их жилище на Корт-стрит было достаточно просторным, однако Дэнни не мог работать дома. Не в последнюю очередь из-за графика дежурств И Ин. Нередко она спала в комнате повара до полудня, затем надевала свою шелковую пижаму и спускалась в кухню приготовить себе незатейливый завтрак. Во внерабочее время китаянка предпочитала ходить в облегающих гонконгских пижамах.

Дэнни нравилось проводить Джо в школу, а затем идти в И-пи-би и писать. Если дверь его кабинета была закрыта, студенты и коллеги-преподаватели знали, что он занят, и не беспокоили писателя. (И Ин была невысокого роста, плотного телосложения, с миловидным лицом и длинными угольно-черными волосами. У нее имелась целая коллекция ярких разноцветных пижам, но даже черная пижама на ней оживала и начинала играть разными оттенками черного.) Дэнни уходил в И-пи-би от И Ин и ее дразнящих облегающих пижам. Но соблазнительный образ китаянки преследовал его и там, долго не позволяя сосредоточиться и начать работать.

— Не понимаю, как вы можете писать в таком стерильном здании, — говорил об И-пи-би писатель Раймонд Карвер[154], тогдашний коллега Дэнни по Писательской мастерской.

Другой его коллега — писатель Джон Чивер[155] — сравнивал И-пи-би с отелем, где «все одинаково: и номера, и еда». Однако Дэнни нравился его кабинет на четвертом этаже. По утрам большинство аудиторий и кабинетов Писательской мастерской пустовали. В здании не было никого, кроме секретарши. Она любезно принимала все телефонные звонки и соединяла Дэнни только в том случае, если ему звонили отец или Джо.

Эстетика И-пи-би оставляла желать лучшего, но писатели обычно привыкают к местам, где им хорошо работается. Поскольку Джо в эти часы находился в школе, Дэнни мог позволить себе беспокоиться только о сюжете. На четвертом этаже царила тишина. Настоящее святилище, если не задерживаться там после трех часов дня.

Однако не всегда писателю приходится работать в комфортных условиях. Дэнни вертел эту мысль в голове, сидя за столиком ресторана «Авеллино» и воссоздавая в мозгу атмосферу Айова-Сити. Кажется, он нашел удачное название для главы — «Этот ребенок на дороге». Через несколько минут название перестало ему нравиться. Дэнни зачеркнул слово «этот» и вместо него написал «чей-то». Опять длинно. Название должно быть коротким. Никаких определений — просто «Ребенок на дороге». Еще раньше он проделал то же самое с названием другой главы — «Голубой “мустанг”».

Если бы кто-нибудь понаблюдал за выражением лица писателя, то понял бы: Дэнни не просто подбирал благозвучное или броское название для своих глав. Процесс этот был глубже и болезненнее. Правда, такие мысли не посетили ни голову Крошки, ни голову Мэй, хотя в ожидании еды обе глазели на мужчину за столиком. Симпатичный. Вроде лицо знакомое. Только откуда им его знать? Отсутствие вывесок и дорожных знаков, которые можно читать вслух, лишило Мэй дара речи.

— Не знаю, что он там пишет, но удовольствия ему это не приносит, — шепнула своей подруге Крошка.

— Я бы вмиг доставила ему удовольствие, — шепотом ответила Мэй, и они захихикали, посчитав это удачной шуткой.