Последняя охота

Ивану охватила жалость к этим псам, храбрым бойцам, не заслуживающим подобного обращения. В голове всплыла фраза из песни ее молодости «Right Where it Belongs»: See the animal in his cage that you built. // Are you sure what side you’re on?[25]

– Ваш собачник, – сказала она, чтобы скрыть эмоции, – не король гигиены…

– Когда сюда является санинспекция, Вернер достает ружье.

В конце последней аллеи тощий мужик в грязном комбинезоне мыл пластиковое ведро, стоя одним коленом на земле.

– Привет, Вернер. – Кляйнерт поздоровался по-немецки.

Ей придется сосредоточиться, чтобы ничего не упустить.

Мужчина окинул их презрительным взглядом и встал.

Пятидесятилетний Вернер был таким тощим, что даже в шоферском комбинезоне и резиновых сапогах напоминал скелет в костюме пугала.

Густая грива белоснежно-седых волос, очки в дешевой оправе, губошлепистый, в форме вантуза, рот дополняли портрет лучшего заводчика собак земли Баден-Вюртемберг.

Он подошел, обтирая руки о комбинезон.

– Весь этот бордель из-за вас… – произнес он вместо приветствия.

Глаза за квадратными стеклами метались, как рыбки в аквариуме.

– Из-за тебя… – уточнил он, наставив указательный палец на Ивану.

– Познакомься с лейтенантом Богданович из французской полиции, – сказал Кляйнерт, проигнорировав реплику Вернера.

– Ну и имечко… никогда бы не догадался…

Комиссар и бровью не повел, Ивана с ее «приблизительным» немецким могла лишь напряженно улыбаться.

– Самка… – пробормотал Вернер, не в силах избавиться от навязчивой идеи. – Полезно для моих деточек… Это их возбуждает…

– Мы можем поговорить пять минут?

Собачник резким движением закрутил кран. Постоял к ним спиной, бурча что-то себе под нос. Собаки совсем распоясались, некоторые издавали такие высокие звуки, что ушам было больно.

Вернер молниеносным движением подхватил с земли обрезок трубы и начал что было сил колотить по загородкам.

– SCHNAUZE!!![26] – выкрикнул он.

Ивана догадалась, что Реус приказал им заткнуться. Он погрозил питомцам дубинкой и вернулся к посетителям, не спуская выпученных глаз с француженки.

– Они бесятся из-за твоего запаха. У тебя, часом, не месячные?

Она не убрала с лица улыбку, хотя больше всего на свете ей хотелось достать из кобуры «зиг-зауэр».

– Продолжай в том же духе, – вмешался Кляйнерт, – мы с удовольствием задержим тебя за грубое нарушение общественного порядка.

Собачнику такая перспектива явно не улыбалась, он достал из-за уха мятую сигарету и сунул ее в рот:

– Сюда…

Он пошел к складу, обогнул его, миновал гаргулью, наполненную черной водой и омерзительными на вид отходами. Ивана петляла, как будто играла в классики между открытыми вентиляционными люками.

За складом оказалось относительно тихо, хозяин псарни прикурил и спросил:

– Так что вам нужно, ребята?

– Этой ночью на графиню фон Гейерсберг напал рёткен.

– Исключено!

Иване надоело ходить вокруг да около, и она ринулась в атаку:

– Труп собаки перевезли на ферму Филиппа Шуллера.

Вернер изобразил удивление: «Эта самка что, умеет говорить? Ну уж точно не по-немецки!» Он медленно выдохнул дым, сплюнул и посмотрел на тлеющий кончик сигареты.

– Вы ошиблись, рёткенов в Европе нет с последней войны.

Кляйнерт спросил, проигнорировав его замечание:

– Не слышал, может, кто-нибудь занялся разведением поблизости?

Очкарик зажал самокрутку зубами на манер сигариллы.

– Я тридцать лет развожу псов. Ни один щенок в округе не появится на свет втайне от меня. Говорю тебе, рёткенов больше нет.

Ивана достала из кармана телефон, вывела на экран фотографию тела собаки на прозекторском столе и протянула Вернеру. Тот наклонился над мобильником, держа очки двумя руками.

– Дьявольщина… – проскрипел он.

– Подумай, Вернер, – снова вступил в разговор комиссар. – Откуда мог взяться подобный пес?

– Была одна история… давным-давно… В округе ходили слухи о рёткене…

– Рассказывай.

Вернер потер ладони.

– Двадцать лет назад на землях Гейерсбергов обосновались цыгане.

– Где именно?

– Не знаю, но егеря велели им убираться. Те послали их куда подальше – и совершили роковую ошибку: граф взбесился и спустил на них свое войско.

Ивана и Кляйнерт переглянулись: они слышали о службе безопасности от Шуллера.

– Который из графьев? Фердинанд? Герберт? Франц?

– Фердинанд. Герберт тогда уже умер, а Франц никогда не вмешивался в подобные вещи.

Заводчик щелчком отправил окурок в горьковато-соленую лужу и спрятал руки в прорезях комбинезона. Собаки успокоились: лай превратился в скулеж, вой, писк и множество других звуков.

– Продолжай.

– Не знаю, как все было, но одну малышку сожрали.

– Собаки?

– Ну не люди же…

– Это были рёткены?

Вернер пожал плечами:

– Своими глазами не видел, но описание соответствовало. В любом случае тех псов растили как убийц. Знаете, как говорят: каков хозяин, такова и собака…

– В первый раз слышу, – съязвила Ивана. – И что за философ сказанул такое? Вы?

Реус снова сплюнул, едва не попав лейтенанту на ботинок.

– Уматывайте отсюда. Мне не до вас. Да и собачки мои не любят запах течных двуногих…