Последняя охота

На этот раз Кляйнерт спустил очкарику грубость и задал следующий вопрос вслед уходящему к клеткам Реусу:

– Те цыгане все еще здесь?

– Ищите, – бросил Вернер через плечо, – может, и обрящете.

Полицейские почти бегом последовали за хозяином псарни и догнали его у распахнутой двери сарая. Вернер взял замызганную металлическую тачку.

Они шагали между загонами с угомонившимися собаками. Ивана рискнула приглядеться к ним повнимательнее. Черные, пятнистые, двухцветные. Короткая жесткая шерсть. Идеальная мускулатура.

Ни один пес даже отдаленно не напоминал рёткена. Приземистый, совершенно квадратный кобель стоял на задних лапах и энергично терся о звенья сетки.

Она крикнула:

– Эй, Вернер!

Очкарик обернулся. Ивана указала пальцем на готового «взорваться» зверя:

– Каков хозяин, такова и собака!

27

Ивана Богданович любила все записывать. Несмотря на свои манеры веганской панкушки, катастрофическое детство и саморазрушительную молодость (а может, благодаря всему этому, вместе взятому), маленькая славянка была очень педантичной. Она сортировала, отмечала, распределяла по категориям и была в этом деле неподражаема.

Прошлой ночью, еще потрясенная нападением собаки в гребаном графском парке, она все-таки кое-что накопала о несчастных случаях на охоте и экономических интересах и ставках группы VG. А потом просунула составленное досье под дверь Ньеману вместе с дурацкой запиской насчет его четырехколесной «возлюбленной».

Разъярившийся Ньеман и не подумал открыть папку ночью и теперь, ведя одной рукой машину к замку «господина графа», он листал странички, которые ей удалось напечатать (одному Богу ведомо где!).

Ивана выяснила, что в случае смерти Лауры их с братом состояние вольется в достояние клана, чьи размеры поражают воображение, то есть обогатятся и оба кузена, и старый дядюшка Франц, которого он собирался допросить. При таком богатстве не убивают за несколько лишних миллиардов, тем более таким способом…

Ивана составила полный список гостей той пресловутой охоты (фамилия, профиль, отношения с Юргеном, возможные мотивы…), перечитала протоколы опросов, выискивая малейшие нестыковки в показаниях, вынуждена была признать, что это тупик. Ни один человек, присутствовавший на ужине в охотничьем павильоне, не мог сотворить ничего подобного.

Лейтенант Богданович не поленилась составить генеалогическое древо двух последних поколений Гейерсбергов – отцов: Фердинанда, Франца, Герберта, родившихся в пятидесятые; и детей, появившихся на свет в восьмидесятых-девяностых: Макс и Удо были сыновьями Герберта, погибшего в 1988 году на Гренадинах, Юрген и Лаура происходили от Фердинанда, умершего от рака в 2014 году. Франц никогда не был женат и не имел детей, что, скорее всего, было связано с его инвалидностью.

Так в чем же дело? Кто прикончил Юргена?

Сейчас Ньеману следовало сосредоточиться на Франце Карл Хайнце фон Гейерсберге. По информации Иваны, он был эксцентричным семидесятидвухлетним заложником идеи. Орнитолог по образованию, он никогда не работал, жил на дивиденды и имел единственную страсть – природу. Почетный член Фонда защиты дикой природы (WWF), он участвовал в разработке Рамсарской конвенции 1971 года о водно-болотных угодьях и написал множество научных трудов о птицах этой специфической среды.

Он основал в Баден-Вюртемберге несколько крупных фондов и ассоциаций защиты птиц, фауны и флоры. Он, и только он, хранил леса Гейерсбергов и превратил земли клана в своего рода лабораторию под открытым небом.

Ньеман кинул папку на сиденье и сосредоточился на дороге. Он уже полчаса ехал вдоль озера Титизе – замок графа находился на севере, напротив угодий Института Макса Планка. Стеклянный Дом остался на востоке, среди хвойных деревьев и влажных полян.

Сыщик, в отличие от Иваны, ценил прелесть природы. Иногда. Ему надоели елки, шале и серые воды. Был и усугубляющий фактор: ребенком он проводил летние каникулы недалеко отсюда, у родителей отца, по другую сторону Рейна, рядом с небольшим городком Гебвиллером. И воспоминания о том времени сохранил не самые лучшие…

Последний вираж нарушил спокойное течение мыслей майора. Он уже какое-то время поднимался наверх, пробираясь между лесом и солнцем, и вдруг увидел впереди замок, встречи с которым ждал с самого приезда в Германию.

В конце девятнадцатого века немецкие монархи и аристократы подхватили странную болезнь – синдром укрепленного феодального замка. Они заказывали архитекторам красивые новые крепости с башенками и зубчатыми стенами, и те, вдохновляясь средневековыми канонами красоты, перегружали свои творения деталями. Лучшим (или худшим) образчиком неоготического стиля был замок Нойшванштайн Людвига Второго Баварского, настолько нереальный, что Уолт Дисней сделал его логотипом своей компании.

Над темными соснами вырисовывался другой – белоснежный – образчик этого рода безумия. Замок Гейерсбергов походил на ракету на стапеле. По верху каждого фасада струились каменные кружева, на террасах горгульи танцевали танго с грифонами, башни, слишком высокие, слишком островерхие, возвышались над всем ансамблем.