Последняя осень. Буря (СИ)

Воздух словно искрился. Парни, как соперники на боксерском ринге, готовились сцепиться в любой момент, но ими двигала не жажда победы. Между ними закручивался клубок из злости, обиды и гнева. Маша заволновалась из-за намечающейся драки, мысленно перебрала варианты того, как прекратить зарождающуюся потасовку. В холле, словно вняв ее беззвучным просьбам, появился Леонид. Он протянул Жене листок и сказал слишком будничным тоном:

— Мизинцы плохо отпечатались. Позже намажу краской, подержу подольше, вдруг станут четкими. Все подписано схематично: «П» — правая, «Л» — левая, «Без» — безымянный, дальше по такой же логике. Если не разберешься, спрашивай.

— Положи на стол.

— Ни в коем случае! Мы тут едим, — выпалила Динара. — Леня этими руками трогал сначала покойника, а потом бумагу.

— Я был в перчатках.

— Неважно. Продезинфицируй ладони, лучше до локтя, чтобы точно смыть заразу, сверху полей спиртом. Вдруг с Волгина натек трупный яд?

Она поднялась, достала из тканевого мешка пакет, приблизилась к крылу, где возился Марк, положила на пол и, отбежав подальше, махнула Леониду. Тот усмехнулся, завернул страницу в целлофан, направился к ребятам, но задержался, чтобы Динара подготовила еще несколько упаковок и бросила ему под ноги.

— Туда же сунь перчатки, — приказала она. — Аккуратно, не задень края.

— Городские. У тебя в школе не было уроков биологии? Если человек умер не от инфекции, не начал гнить и разлагаться, то тело неопасно. Мы, когда дед-алкаш крякнул, помыли его, а в тазу, в котором тряпку мочили, стирали вещи, солили огурцы, иногда сами купались, и ничего, все живы-здоровы.

Динара издала звук, одновременно выразивший удивление, отвращение и ужас. Кирилл кашлянул и сел, Женя рассеянно потер шею. «Наконец-то угомонились», — выдохнула Маша, но радость продлилась недолго. Воображение нарисовало полезную в хозяйстве эмалированную посудину с испачканными лоскутами, плесенью и мутной жидкостью. В такие моменты пригодилась бы возможность легко, как по щелчку, отключить фантазию. Однако мозг, как назло, продолжал мучить картинами с отвратительными подробностями.

— Глебушка не заразный, — встряла Лебедева. — У него не было СПИДа. Я видела справку.

— Еще один биолог, — хмыкнул Леонид, опустив пластиковый комок в указанное Динарой место, — ВИЧ передается либо половым путем, либо через кровь, либо от матери к ребенку. Я не трогал рану, не интересуюсь ни мертвецами, ни парнями, молчу про роды. Будьте проще. Если постоянно обрабатывать все вокруг, любой, даже сильный иммунитет, не выдержит и ослабеет.

Он скрылся в коридоре.

— Психопат, — тихо проговорил Кирилл.

— Чокнутый, — подхватила Динара.

— Прекратите, — строго сказала Маша и повернулась к Насте: — Постарайся вспомнить каждую деталь. Где ты была после вечеринки? Что делала?

— Спала в комнате.

— Кто твои соседки? — осведомился Женя.

— Злата и две твари. Яна и Вика лезли к моему парню. Рыжая надеялась, что Глебушка приползет к ней на коленях, раз она его бросила. Наивная или тупая. Умный мужчина ценит себя, не ведется на истеричек. Вот я не пилю мозги, увлекаюсь бизнесом и финансами, а не только модой. Вступив в отношения, я сразу поняла, что с девушками, гадюками по природе, мне скучно. С ними не о чем поговорить, бедняжки зациклены на шмотках, сплетнях, глупых сериалах и бьюти-индустрии.

— Ты тоже женщина, — сказала Динара.

— Я не такая!

Маше стало мерзко. Подобные заявления воспринимались как бородатые анекдоты, популярные в нулевые. Казалось бы, в век технологий и прогрессивного мышления глупые блондинки, стервозные брюнетки, меркантильные бабы и прочие стереотипы должны были исчезнуть. Однако они почему-то сохранились или слегка изменились, как тот, что лег в основу Настиных взглядов. Лебедева будто видела мир огромным рынком, где вместо прилавков с фруктами, овощами и мясом стояли лотки с «недалекими домохозяйками», «хамоватыми карьеристками» и «поверхностными красотками», а в центре торгового зала сверкали «свои в доску девчонки». Они сообщали проходящим парням, что обожают пиво и мужские занятия, знают всю Камасутру, никогда не расстраиваются, не обижаются, не злятся, ничего не требуют. Стоило покупателю отойти, как они кричали: «Видишь, какая я классная? Выбери меня! Выбери! Выбери!»

Образ Насти, просветленной любительницы духовных практик и бизнеса, не вязался с зашоренной обывательницей. Ее портрет словно состоял из разрозненных пазлов: сколько ни вглядывайся, настоящую нельзя было найти.

— Мне тебя жаль, — сказала Маша.

У одногруппницы вытянулось лицо.

— Почему?

— Принижаешь других, чтобы почувствовать себя особенной. Это отвратительно.

— Неудачная попытка, — скривилась Лебедева. — Правда глаза колет?

— Наивная, — усмехнулась Динара. — С нами учатся девушки, которые мечтают стать судьями, прокурорами, адвокатами, преподавателями. У нас самые разные интересы. Ты бы знала это, если бы не отмалчивалась, сидя на поводке у Глеба.

Настя помолчала с оскорбленным видом, будто ее, как капризного ребенка, несправедливо поставили в угол.