Последняя пастораль

А Третий освободился от своей ноши и только потом разглядел, о чем речь. Он смутился, даже покраснел.

– Я и забыл про свою коллекцию. Точно, лежали в скафандре.

– Можно мне пострелять? – Женщина находке очень рада.

А почему бы и нет? Теперь это действительно игрушки, мы тоже оживились, как-никак соревнование. Игры доброй воли. Ничто так не выделяет, не красит мужчину, как стреляющая игрушка в твердой руке.

Женщина все не может решить, из какого Ей стрелять, оживилась, точно в ювелирный магазин вошла. А мы, как услужливые продавцы, наперебой советуем: вот из этого, нет, этот удобнее. Один показывает, как держать, другой – как правильно стоять: вот так, развернувшись. Нажимать на это. Но я ничего не забываю. Схватил в сторонке, сорвал цветок, который утром не скосил, не сбросил в ущелье, и, мокрый, тяжелый, прихлопнул к скале: вот и мишень! Держится, как резиновая присоска. (Я невольно понюхал ладонь: нет, не пахнет, только сырость грибная.)

Она целится, так хочется Ей попасть, а мы поддерживаем Ее за локотки и похихикиваем снисходительно и с умилением. Конечно, промажет, знаем заранее, зато мы покажем, как надо – что-что, а это показать мы мастера.

Щелчок выстрела заполнил эхом все пространство меж черными стенами: точно одну из молний вдруг озвучили.

– Хватит, мадам, очередь наша,– голос мужа.

– Попала? Я попала?

– В белый свет – как в копеечку! – Вспомнившаяся присказка прозвучала двусмысленно: произнесена впервые с тех пор, как действительно врезали по белу свету, да так, что черным стал.

Теперь стрелять нам.

– Сударь, оружие выбираете вы,– предлагаю гостю.

– Нет, оружие мое – выбирать вам.

– Ой, как интересно! – вплеснула руками Женщина. А я буду секундантом.

Разобрались, кому из чего стрелять. Третий камнем нацарапал мишень – крестик поставил. Цветка моего будто не заметил.

Я выстрелил в цветок. Он – в свой крестик. И оба удачно. Нам поаплодировали. И потребовали:

– Вы и так умеете, дайте я еще раз!

Третий глянул в мою сторону, я отозвался согласным взглядом, просто здорово, как легко мы друг друга поняли: одновременно швырнули наши игрушки за скалу, туда, где море.

– Умники! Вы бы чуть раньше за ум взялись.

А нам все равно хорошо, радуемся, будто и впрямь что-то значит, что-то решает наш поступок. Мы отсюда кому-то демонстрируем, как легко и просто такое сделать.

– Когда нас уже трое, лучше без этих штучек,– весело поясняю Женщине.

– Именно! – подтвердил мой партнер по успешному разоружению. – Я подозреваю, что и там первым выстрелил третий. По вашему реактору, по нашему...

– Тем более что в каждом человеке тоже трое запрятаны.

– Ну вот, пошла арифметика,– заскучала наша Женщина.

Нет, это совсем не скучная материя. Мой пом, общительный, как все одесситы, часами просвещал тех, кто готов был слушать, когда подлодка наша подремывала в энном квадрате, развивал спасительные, как ему казалось, идеи о «многоотсечном человеке». Которого, если правильно, научно разгадать и просветить, высветить изнутри, можно подтолкнуть в спасительном направлении.

В каждом человеке, говорил мой одессит, размещаются три команды, по одной в каждом из трех отсеков. Три командира со своими послушными, преданными соратниками. И каждый хотел бы, чтобы остальные команды тоже шли его курсом к его цели. А курс и цели у каждой команды свои и разные. Отсек номер один – «песни и пляски» (это если огрублять). Этим – чтобы все сразу и тотчас: однова живем! – самое лучшее, вкусное, приятное и всего от пуза. Немедленно плыть к острову, где молочные реки и кисельные берега!

– Это вот ты! – показал я на нашу Женщину.

– Согласна! Кто со мной?

– Подожди, разберемся дальше. В отсеке номер два «чадолюбцы».

– Это ты! – спешит Она, не теряя улыбки.

– Допустим. На стенке, на механизмах, даже на корпусе ракеты или торпеды – везде семейные фотографии, мордашки-кудряшки. Ради них готовы хоть в ад. Туда, туда, куда мы укажем,– ради детей, счастья потомков, даже с подтянутым брюхом!

– Что же останется мне? – поинтересовался Третий.

– Ну а третий отсек – это Некто. Самый таинственный, позже других объявившийся, но уже много успевший. Возможно, больше остальных. Человек-идея! И команда соответствующая – фанатики из фанатиков. Кисельные берега, мордашки-кудряшки – это если и интересует, то лишь как «идея киселя», «идея мордашек». Выбирать между идеей и киселем не будет. Он давно и навсегда выбрал: не суббота для человека, а человек для субботы!

– Ну нет, это не я! – запротестовал Третий.– Это какой-то фюрер.