Последняя пастораль

Но мне кое-что оставлено от нашего прошлого: мы время от времени встречаемся у водопада. Прямо по той давней, мне известной истории, когда бывшие муж и жена тайком от нового мужа ездили на курорт. Правда, наши встречи если для кого и обидны, то опять-таки лишь для меня, потому что... Ну ладно, ладно, не притворяйся: ты ведь счастлив, что хотя бы такие встречи возможны. Вот и такое бывает счастье! Интересно, и сегодня разговор у нас будет о том же? Что, что скажет Она, что я Ей отвечу?.. Зачем мне эти свидания, можно и не спрашивать, а вот Ей? Зачем они Ей? Молодожены еще в шалаше, а я уже готовлю, проговариваю наш с Ней разговор, и хорошо, что Она его не слышит и не услышит. Потому что, когда вижу Ее, когда Она снова рядом, я делаюсь другим, ну и разговор, конечно, получается совсем не запланированный.

Обычно делаем вид, что встретились случайно. Вот и сегодня. Увидел, что Она направилась по тропинке вверх одна, и бросился, чтобы добежать первому. На площадке перед водопадом заметался, не зная, куда девать себя от волнения. Она случайно пришла, а я случайно тут оказался – вот моюсь, ну а что так стучит, кровь во мне или падающая вода, я сам не различаю. Взглянул на мертвую дверь в скале и подумал, что водопад там слышен – был слышен – девочке, мечтающей о том, как она выйдет и увидит вот эту радугу, стягивающую мир в какой-то праздничный подарок, вдохнет эти прохладные, чистые брызги. Каким счастьем это может быть, могло быть, было, совсем недавно было!..

Радуга, когда смотришь на мир из водопада, не одна, их десятки – прямо карусель радужная, разбрызганное солнце. Сквозь него вижу, как появилась на площадке Она, оглядывается, кого-то нетерпеливо ищет глазами. Выдала себя, выдала, что специально сюда приходит, что Ей необходимо это – увидеть меня. Я вырвался из-под водопада, окликнул.

Вся прямо-таки светится счастьем. При первой нашей встрече здесь я от неожиданности почти принял это на свой счет. Не сразу и сообразил что к чему. Теперь уже понимаю, и как мне ни горько, но все равно не могу не любоваться Ею (на Ней все та же голубая тряпка – его подарок). Господи, как сразу меняются, какими становятся глаза, смех, движения у женщины, когда все в ней (да, в Ней!) кричит, сообщает всему миру: люблю! люблю! И эгоизм бывает прекрасен. Надо только чуть-чуть быть философом. Возьми и убеди себя что повезло еще раз: последняя на Земле любовь, а ты – последний свидетель! Всего лишь свидетель, что ж, все теперь горькое на этой обгоревшей планете.

Да, не я, не сам я причина того, что с такой радостью смотрит на меня эта Женщина, не потому счастлива, что видит меня. А потому, что может рассказать, есть кому рассказать. Ей невмоготу, так хочется, так надо, прямо-таки детское нетерпение: рассказать, какое это счастье – так любить, как Она любит. И вообще – любовь. Извечная убежденность любящего, что ни у кого и никогда такого не было. Ну а я, я «старше», я «мудрый», я «добрый» (все эти похвалы мне были подарены) и я должен «понять». Ну а что мне в жизни так не повезло, мне и всем тем миллиардам «моих женщин» («Твоих шлюх!»), которые, конечно же, понятия не имели, что значит любить,– что ж, не Ее тут вина!

– Ну, как твой Дельтаплан? Усыпила младенца? – спрашиваю весело. Что ж, примем все, как Ей видится: я – мудрый старец, они – счастливые дети.

– Да, спит. Смешной такой.

– Я и не подозревал, что в тебе прячется такая послушница.

– Не послушница – раба! Даже не понимала, какое это счастье – не иметь своей воли, во всем зависеть от чьего-то взгляда, интонации и мучительно и... даже не знаю, какое слово тут. Наверно, такой рабой своего ребенка бывает мать.

Все понятно и совсем не ново. Но как Она ухитряется видеть таким, каким стала его видеть, этого веселого солдафона?

– Не обижайся,– Ей надо говорить, говорить, для этого и прибегает,– и я все равно тебе благодарна, все равно!

Нет, сегодня уже смотрит по-другому. Вопросительно и с плохо скрываемой тревогой. Что-то замечает, видимо, опасное для них обоих. Не в разведку ли бегает? Но и не говорить о своем счастье – это выше Ее сил. На мой жалкий намек, что ведь и у нас было «что-то».

– Нет, это совсем, совсем не то! Ну как ты не поймешь? – Даже сердится, как ребенок, которого нарочно не хотят понять. И мне как тупице, которому понять и не дано:– Меня нет! Просто нет! Есть лишь мы!

Вот те и на! Прежде именно это и мучило: что Ее нет, что все это не Она. Теперь «нет» – уже счастье. Но, конечно, Она о другом. В том-то и дело, что я понимаю Ее и понимаю, что с Ней случилось, что происходит, а потому и не хочу согласиться окончательно, что это так, именно так.

– Мне ничего больше в мире не надо! Нет, я понимаю, и наши неродившиеся дети, и все, о чем ты мне всегда говорил, что для тебя так важно и вообще...– все это я понимаю. Но на самом деле у меня все это уже есть – вот что такое любить!