Потом он попытался сесть. Голова у него закружилась, яркий мир накренился. Но он увидел скалы, колючие кусты, окружающие его. Мозг начал осмысливать увиденное. Глаза остановились на крови, медленно сочащейся из пореза на боку. Он принял реальность боли, камня, на котором лежал, кустов... Все это было частью мира...
Какого мира?
Этот вопрос оживил жгучее пламя в мозгу. Он съежился и постарался не думать, а дождь смывал кровь с груди. Пока не думаешь, все хорошо. Что-то коснулось его мозга, и он осознал жизнь поблизости. Из кустов высунулась мохнатая морда, круглые глаза животного, не мигая, уставились на него, холодное любопытство коснулось мозга. Он послал молчаливую просьбу о помощи — голова исчезла.
Тут он застонал, и его непослушные руки обхватили кружащуюся голову. Он знал, что помощи не будет. Незримый барьер отделял его от прошлого. Воспоминание было мучительно, и он отшатнулся от него.
Но где-то в глубине памяти сохранилось жесткое ядро сопротивления. Оно заставляло напрягаться. Тяжело дыша, всхлипывая, он подтащил ноги и, цепляясь за камень, встал сначала на колени, а потом и на ноги.
Потеряв равновесие, он упал с крутого берега в ручей. Выбравшись из воды, скорчился у высокой скалы, борясь с воспоминаниями.
Они были отчетливыми и яркими, слишком отчетливыми, слишком яркими.
Он находился в незнакомом здании, окруженный высокими стенами, и ждал, ждал страшной опасности. Она приближалась, неторопливо, целеустремленно. Он чувствовал биение силы, окружавшей ее. Он должен сражаться. И в то же время он знал каждый ход будущего сражения, знал, что проиграл.
Это было столкновение воли, схватка ментальных сил. Неожиданно он почувствовал уверенность в своей мощи.
Другой мозг присоединился к мозгу противника, злобный мозг, оставлявший за собой нечистый след. Но и вдвоем они не смогли сломить его барьер. Он некоторое время защищался, потом ударил. Под этим ударом злой мозг дрогнул, отшатнулся. Но он не решился преследовать отступающего: второй мозг продолжал бороться. И тут первый мозг начал просить, обещать...
— Иди с нами. Мы похожи. Объединимся и будем вместе править этим глупым стадом. Никто не сможет противиться нам!
Он, казалось, прислушивался. На самом деле он готовился. Оставался еще один неиспробованный ход.
И вот он опустил барьер, только на мгновение. С криком триумфа злой борец устремился вперед, и он позволил это. Но когда противник зашел слишком далеко, чтобы отступить, он повернулся, окружил его и начал сокрушать. Послышался вопль, только мысленный. Зло было уничтожено, как будто никогда и не существовало.
Но второй, тот, что манил и обещал, ждал этого. И в момент победы он ударил, и не только своей силой, но и добавочной, сохраненной в резерве.
Он боролся, отчаянно, тщетно, зная, что обречен. И был сломлен, а противник, тоже истощенный, но торжествующий, овладел им. Воля его была зажата, связана, а тело повиновалось врагу.
Он, как машина, шел по темному коридору, шел целеустремленно, с бластером в руке, с пальцем на курке. Внутри у него все молча кричало: он знал, что ему предстоит сделать.
По широкому открытому пространству метались вспышки бластеров. Его послали сюда, по ту сторону этого пространства, к аэросаням рейнджеров. Против своей воли он двигался вперед, от одного укрытия к другому.
Он видел, как падают люди; тот, кто мысленно путешествовал вместе с ним, гневно рычал. Оппозиция побеждала, побеждали его друзья.
Еще одна перебежка приведет его к аэросаням. И, раздумывая, почему тот, кто управляет ими, так отчаянно этого хочет, он прыгнул. Но двое, скрывшиеся в тени, удивленно смотрели на него. Он знал их — но рука его поднялась, и он выстрелил. Изумленный выкрик резанул его слух, когда он взбирался на сиденье и хватался за управление.
Он резко поднял машину, и перегрузка прижала его к сиденью, лишила дыхания. А тот, другой в его мозгу определял курс, и аэросани по спирали устремились все выше и выше, пока не коснулись балкона высоко над головами сражающихся, и тот, кто управлял его волей, спрыгнул с балкона в аэросани.
И чужая воля повела его на максимальной скорости из города, к горизонту, где проблески предвещали рассвет. Хотя он повиновался приказу, но продолжал бороться. Бесшумная, неподвижная схватка длилась над древним городом, воля против воли, сила против силы. И Картру показалось, что другой уже не так уверен в себе, что он защищается, довольствуется достигнутым и не стремится усилить свой контроль.
Как это кончилось — эта борьба в небе? Картр опустил раскалывающуюся от боли голову на камень у ручья и тщетно пытался вспомнить. Но не смог. Он помнил только, что он... он сжег из бластера Зингу! Благополучно вывез Кумми из города! Предал тех, кто верил в него. Он закрыл глаза и постарался забыть все, все!