Он опоздал. Это было понятно сразу… В огромной гостиной сиротливо развевались тюлевые шторы, комнаты были пусты, мебель в основном осталась на своих местах. Кое-где валялись поломанные стулья, какие-то коробки, тряпки. Видимо, прислуга так спешила, что даже не поднимала упавшие вещи, что где что падало на ходу, там и оставалось. Хельмут еще раз прошелся по этажам… Да… нет здесь никого… и не было уже как минимум дня 3… стекла перебиты, паркет намочен дождем, в раковине гора заплесневевшей посуды… В соседний дом (совсем недалеко) угодила бомба — килограммов на 500… Там одна стена и осталась. Взрывной волной высадило все стекла с северной стороны у Демански. Но их-то дом цел. И видны следы планомерной эвакуации. Да, если бы бомба попала в дом Анны, можно было бы предположить, что все погибли. А тут нет. Значит, живы, живы и, вероятно, в безопасности… Повинуясь скорее инстинкту охотника, чем преследуя конкретную цель, он открыл дверь в кладовку. На него посыпались какие-то шляпные коробки, лыжи, которых он в жизни не видел у Анны, — Ройтер едва успел отскочить, чтобы не получить в лоб наконечником палки. — Черт знает что здесь… «Ну, миледи всегда отличалась стремлением к порядку…» — проворчал он… Он прошелся фонариком по полкам… да… опять какие-то коробки, игрушки… вот уж чего-чего у маленького Адольфа хватало всегда — так это игрушек… Что-то в этой куче показалось ему знакомым… Боже! Тот самый змей, которого они тогда с Ади пытались запускать. На мгновение он вспомнил старинную картинку из прошлой жизни — Ади бежит к нему, а у него в руках путается веревка, цепляет за катушку. Змей взмывает вверх и падает. Ади смеется. Хотя Ройтер думал, что заплачет. Змей безнадежно испорчен. Сейчас этот змей, вернее то, что от него осталось, валялся в запыленном чулане, подобно тому, как лежат сейчас его воспоминания, и этот предмет бросил на них лучик света, чем извлек их на мгновение из небытия.
Однако на сантименты времени было мало. Нужно было возвращаться… Еще немного, и здесь уже начнется настоящий ад. А в аду Ройтер предпочитал находиться как минимум вооруженным. Его оружие — лодка. И она сейчас в Любеке. И нужно очень торопиться, потому что, скорее всего, уже дороги прямой на Любек не будет. Она либо разбита, либо запружена войсками и беженцами, либо уже перерезана русскими.
Виллис страшно визжал резиной, когда Ройтер закладывал в поворотах. Над ним вился «Спитфайр». Он дважды в корму покрывал автобан искрами разрывов и асфальтовым крошевом. Ройтер вел джип переменным галсом, похожим на противоартиллерийский зигзаг. И ад следовал за ним.
Я прошу с помощью крайних средств усилить дух сопротивления наших солдат в национал-социалистическом смысле с особой ссылкой на то, что также и я сам, основатель и творец этого движения, предпочел смерть трусливой сдаче или даже капитуляции. Пусть со временем станет понятием чести немецкого офицера, как это уже имеет место в нашем военно-морском флоте, что сдача местности или города — невозможна и что здесь прежде всего командиры своим ярким примером должны идти впереди, преданнейше выполняя свои обязанности вплоть до самой смерти.
В помещении бетонного бункера было полутемно. Автономные генераторы едва справлялись со своей работой, а надо было еще питать телеграф, вентиляцию, правительственную связь…
Рёстлер отдавал кому-то невидимому на том конце провода последние указания.
— Лутц? Разумеется, тоже эвакуируйте, — настойчиво повторил он.
— Не понял… у нас на 211-й базе такой обширный архив, что требуется специально обученный обершрайбер? — удивился голос в трубке.
— Не задавайте лишних вопросов. Пусть будет. Это мой личный приказ!
— Любек был на связи, — пояснил Рёстлер.
— Значит, северо-запад еще наш…
Борман сидел в кресле, устремив вдаль неподвижный взгляд. Сейчас он, Геббельс и Рёстлер — ни больше ни меньше — решали судьбу миллионов немцев. И ошибиться было нельзя. Этот хитрюга Рёстлер предлагал совершенно авантюрный план, но если он увенчается успехом, если только Йозеф сумеет убедить Сталина, у них появляется шанс…
— Фюрер подавлен, — заявил Рёстлер, — он не может более управлять ситуацией. Он на грани самоубийства…
— Нет-нет… — пробормотал Геббельс, — этого нельзя допустить… Живой фюрер — это знамя… мертвый… нет-нет.
— Посмотрите на это с другой стороны, Йозеф. Адольф Гитлер ведет войну и умирает, когда она еще не проиграна. Фюрер сохраняет свое лицо. Переговоры с русскими ведут уже другие люди. Ты, например. Или… (Рёстлер задумался) Дёниц!
— Что за бред! — фыркнул Борман. — Дёниц даже не член партии!
— Вот именно! Это простой вояка, за которым тем не менее стоит реальная сила — флот. И этот флот по большому счету не нанес русским большого вреда. Он громил англо-американцев…
— Рискованно, Ганс! — воскликнул Борман. — Очень рискованно! А если Сталин не пойдет на сепаратный мир?