Последняя подлодка фюрера. Миссия в Антарктиде

— При чем тут это, — безразлично ответил Ройтер. Ну как ей было объяснить. Для женщины родина там, где мужчина. Она и счастлива. Ей-то чего думать? Она не несет ответственность за судьбы дестков человек. Ей не задают вопросы «Командир, а что дальше?». А посему весь ее нехитрый выбор между тем, ее ли представляют в романтических грезах или не ее.

С русскими на этот раз обошлось.

* * *

Крушения великих армий неизменно приходятся на зиму. Зловещие картины разгрома почему-то рисуются в декорациях белых ледяных полей. Наполеоновская гвардия после Березины бредет, спотыкаясь, по заснеженному редколесью, кутаясь в жалкое тряпье. Солдаты фельдмаршала Паулюса, образуя нескончаемую грязную черную полосу, тянутся с холма на холм в заволжских степях. Ройтер видел эти кадры хроники, и ему не приходило в голову, что его армия, последний оплот белого человечества, будет терпеть поражение не от английских снарядов и бомб, в Атлантике, и не от русских штыков на полях по берегам Эльбы, а именно среди безбрежных белых торосов Земли Королевы Мод. Причем враг этот был не снаружи, а внутри. То, что в 45-м не удалось завершить русским, то, что оставалось несбыточным в феврале для англо-американцев, к осени свершилось само собой без единого выстрела орудия противника, без какого бы то ни было участия третьей стороны.

Военные воспитаны в полной готовности подчиняться приказу. Даже если это будет приказ умереть. И такого приказа ждали. Лютьенсом был создан Генеральный штаб. Лучшие из лучших, ибо середнячков здесь нет. И этот штаб, как и положено Генеральному штабу, разрабатывал стратегические операции. Часть из них уже отрабатывалась с личным составом. Десантные бригады в который раз на бумаге штурмовали гамбургский порт. Звенья «Ханебу» носились по бело-голубому небу, отрабатывая заходы на корабли противника. «Бисмарк» держал прогретыми котлы, и день и ночь в его корпусе копошились десятки монтажников, дорабатывая его системы, обеспечивающие «пространственные прыжки». Но приказа не поступало. Не было его год, второй… Не было и потом. И не было никаких оснований полагать, что кто-либо его отдаст. Жив ли фюрер, нет ли, но кто-то же должен его замещать, пусть в изгнании, пусть в подполье, пусть хоть в тюрьме! Но без головы такое мощное тело не могло более существовать.

База 211 была первоклассно организованная и замечательно оснащенная структура. Здесь было все, что могло понадобиться населению 120-тысячного города. Великолепный порт, только подземный, верфи, заводы, шахты, нефтяные скважины. И многие многие сотни верных солдат и офицеров, несущих ежедневно свою бессменную вахту, радиоцентр, система раннего оповещения, радары. Корабли впервые имели в достатке соляра, нефть добывали прямо здесь же в 3-х километрах в соседней бухте. По мини-нефтепроводу, проложенному в специальном бетонном тюбинге, она поступала на завод для переработки. Полученным высокооктановым бензином заправляли самолеты. Металлообрабатывающие производства ковали меч Зигфрида, оружие возмездия новой империи. Но у этой империи был один-единственный, но весьма существенный изъян. У нее не было императора. Ein Reich, Em Volk, Ein Fuhrer. To есть он был, но не один. И это было хуже всего. Потому что, если императоров несколько, а страна нашпигована оружием, причем самым лучшим оружием, неминуема гражданская война. На роль фюрера по закону претендовал Лютьенс, как гроссадмирал, назначенец фюрера и наиболее опытный военный. Но на роль фюрера претендовал и Рёстлер — человек Гиммлера. И Лют — человек Дёница. Люфтваффе вообще держались особняком. Достаточно сказать, что в гарнизоне было 3 (!!!) трибунала и 5 независимых партийных структур. Все это не могло продолжаться бесконечно. И пламя вспыхнуло. Первый близкий разрыв раздался тогда, когда у гроссадмирала случился инфаркт. Ему ведь не было еще и 60. Но сердце не выдержало. Врачи настаивали на том, чтобы отправить гроссадмирала на Большую землю, но это было не так уж просто сделать. Месяц на корабле по штормовому морю! Прыжков и скоростей «Ханебу» не всегда выдерживали тренированные сердца молодых спортивных ребят.

Спустя неделю разговоры о том, что гроссадмирала, может быть, стоило бы переправить на курорт к друзьям в ЮАР, иссякли сами собой. Ему становилось все хуже. Он практически не приходил в сознание. 17 октября 1947 года сердце гроссадмирала перестало биться.

На базе был объявлен траур. Это был первый государственный и военно-морской деятель Новой Швабии такого уровня. Рёстлер произнес очень торжественную и раскидистую речь о стойкости и жертве, о верности долгу, о том, как нужно любить родину и не жалеть себя во имя идеи. Все вспомнили Геббельса.