Последняя сказительница

И Зетта-четыре и Рыжий выглядят намного моложе меня, и я размышляю, может, из-за этого педиатрический ког на меня не подействовал. Может, из-за его плохой работы в моей голове не отпечатались запрограммированные модели поведения. Очевидно, спать слишком долго по утрам ког не учит. Выбившиеся прядки волос вьются, как львиная грива, а крендель не держится на голове, и коса болтается у меня на груди.

Я обуваюсь, у меня дрожат руки. Просто не верится, что я теряю возможность найти родителей. Я вклиниваюсь между детьми, и дверь открывается. Меня обдувает поток дезинфицированного воздуха. Оглядываюсь на Суму, безмятежно плавающую в капсуле, у которой, возможно, сейчас крадут воспоминания о доме и матери.

Я смотрю вперёд, жду, войти могут в любой момент. Стараюсь ровно дышать, как вдруг что-то мягкое тычется мне в руки. Я вздрагиваю и смотрю вниз на уставившегося на меня призрачного мальчика, моложе Хавьера. От улыбки его лицо круглеет, но, как и у других, у этой мини-версии такие же фиолетовые глаза и бледная тонкая кожа.

Мальчишка улыбается во весь рот. А он… смышлёный. У меня плоховато со зрением, но малыш, наверное, проворнее меня – пробирается везде незаметно. Как это я не видела, когда он вошёл?

Он наклоняется к моей руке, трогает её пальцем.

– Вокси!

Услышав голос Канцлера, мы оба вздрагиваем.

– Что ты делаешь? – спрашивает она, входя в комнату.

Вокси наклоняет голову.

– У неё точки на коже. Что это?

Она слегка наклоняется, нависая над ним.

– Тебе сюда нельзя.

Вокси быстро отходит от меня.

– Я только хотел увидеть Зетту, Нила.

Нила поднимает бровь и цокает языком.

Вокси опускает глаза.

– Я хотел сказать, Канцлер, – поправляется он.

– Ну теперь ты их увидел.

Она машет рукой, чтобы он уходил, выбрасывая длинные, как ножницы, пальцы.

Вокси поднимает глаза, и я встречаюсь с ним взглядом. Он улыбается, и я усмехаюсь в ответ, прежде чем понимаю, что творю.

Канцлер поворачивается ко мне, и я быстро снова смотрю вперёд.

На лице её сияет то, что мама называет голливудской улыбкой.

– Зетты, я Канцлер.

Сладкий запах её дыхания так близко, что наполняет мои ноздри.

– Жду, когда вы покажете, чем можете помочь Коллективу. У нас много работы и мало времени.

Канцлер стоит ко мне лицом перед нашей шеренгой и смотрит поверх голов.

– Оставайтесь вместе, как отряд, пока каждый не получит отдельное задание.

Она выходит из спальни в коридор.

– За мной, – зовёт она нас, будто домашних животных.

Мы минуем соседнюю детскую комнату, где в самый первый день я видела ворчливую главную дежурную, суетившуюся около капсулы со светловолосым мальчиком. Идём дальше. В комнатах, где должны быть другие пассажиры в стазисе, видны стены из шестигранных спальных труб, сложенных вместе, как соты.

Канцлер сворачивает в коридор, ведущий в огромный открытый парк.

Я вижу впереди большие окна и вспоминаю, как, впервые его увидев, Хавьер кричал: «Ого!» и прижимал к стеклу ладошки. Вспоминаю дорожки и бассейны, театр и кафетерий на другой стороне. Это напоминало волшебство. Как повезло Коллективу, что они жили на корабле с таким крутым оформлением.

Вместо этого мамина секвойя Гиперион наблюдала за Коллективом так же, как Иста и Попока смотрели на свои народы в ожидании мира.

Мы приближаемся к повороту, ведущему к окнам. Мамина секвойя вот-вот покажется впереди.

Сворачиваем за угол.

Я щурюсь от яркого света. Замедляю шаг, глядя вниз. Горло пересохло.

Центр огромной комнаты абсолютно голый и белый. Я моргаю, думая, что попала в другое место. Парка нет. Кустов и деревьев тоже. Ни сцены, ни театра – ничего. Ни беговой дорожки, ни спортзала – вместо них белые стены. Экраны над головой, показывавшие земное небо, пусты.

Осталось только матовое металлическое пространство. На потолочных экранах не земное небо, а чистое полотно. Ковер из зелёной травы с тропинками и маминой секвойей заменили на стеклянный мерцающий пол. Кафетерий со шкафами, заполненными едой, и стеной из микроволновок пуст.

Кроме нескольких столов и белых колонн, в главном зале тоже ничего нет.

Из-за того, что всё убрали, зал кажется в два раза больше. К горлу подступает комок.

В другой жизни, если бы взрослые не спали, мы бы бегали и играли, и плавали, и смотрели фильмы, пока на Сагане строили поселение. У меня немеют ноги, и я останавливаюсь.

Сзади на меня натыкается Рыжий.

– Зетта-один?

Он хлопает меня по плечу, и я тороплюсь догнать Канцлера.

Вижу, как внизу мелькают призрачные, похожие на креветок члены Коллектива. Они бродят по пустому залу.

На потолке ярко-зелёным цветом начинает мигать слово «гармония». Поначалу мне кажется, что это плод моего воображения, но потом его сменяет «единодушие» в фиолетовых тонах.