Последняя сказительница

Если триста восемьдесят лет составляют пять единиц… Я пытаюсь перевести дыхание. Две единицы длятся две жизни.

Брик смотрит в сторону, словно тоже вычисляет.

– Но это потребует…

Окружающие нас люди пьют тоник и показывают на проплывающие звёзды, не подозревая о решении, принятом об их жизни.

– Жертв, – говорит она жёстким голосом. – Да, именно этого и потребует. У нас долг перед Коллективом найти постоянный дом, где нам никто и ничто не будет угрожать. Мы обязаны и предыдущим поколениям, и следующим, даже если придётся провести свою жизнь в поисках во Вселенной.

Голова идёт кругом. Я прижимаюсь щекой к холодной колонне. По противоположной стене медленно летит спутник. Несколько человек с любопытством следят за ним.

Брик снова переводит взгляд на голографическое шоу.

– Конечно, Канцлер.

А что это значит для нас? Зетта-четыре, Рыжий и я всю жизнь будем у них на корабле прислугой? Родители застряли где-то в стазисе неизвестно на какой отрезок времени.

Но это не хуже, чем если окружающая среда на Сагане всех погубит.

Нила, может, и бессердечная, но она права: нужно удостовериться, что условия жизни на планете людям подходят. И, кажется, она сделает всё, чтобы защитить людей.

А я не могу больше ждать. Надо выбраться отсюда и разыскать маму и папу.

Глава четырнадцатая

Мы с папой выгружаем мешок с торфяным мхом, который просила мама. Поднимаем за концы, и папа делает вид, что мешок тяжелее, чем на самом деле.

– Не знаю, как бы я без тебя управился, – говорит он, и я чувствую себя взрослой, хотя толку от меня, девятилетней, понятно, чуть.

Мы проходим с ним через заднюю калитку. Мама с Хавьером спят посреди сада на постеленном на траве одеяле. Солнце быстро садится за горизонт.

Черепаха Торопыжка скатывается в норку рядом с дорогой, ведущей в пустыню.

Мы с папой бросаем мешок со мхом на землю. Мама потягивается и садится.

– На закате солнца из похода возвращаются прекрасный принц и его оруженосец с подарком – со сфагнумом.

– Я так рад, что мы выжили после опасного поручения и вернулись в родной дом.

– Ну, оглядевшись вокруг, я бы сказала, что игра стоила свеч. – Мама кивает на сад. – Это наше средневековое поле битвы. Я планирую погибнуть с граблями или мотыгой в руке.

Папа смеётся.

– Петра, остаётся только рассчитывать, что ты скатишь наши трупы прямо в компостную яму.

– Фу, гадость какая! – кричу я.

Хавьер вздрагивает, просыпается и ноет.

– Я его возьму.

Папа поднимает Хавьера и перекидывает через плечо. Пухлые ножки брата болтаются у папы на груди.

– Пойду искупаю.

Мама берёт телефон и включает фонарик.

– Петра, хочешь отправиться навстречу приключению перед сном?

Я быстро киваю. До рождения Хавьера нас было только трое. С тех пор прошло достаточно лет, я вспоминаю, как мы жили без него, и он не крал у меня счастливые минуты наедине с родителями.

– Как насчёт охоты на фей?

Мама подмигивает и встает.

Я не могу удержаться от улыбки. Она знает, чем меня соблазнить.

– Но в пустыне фей не бывает. Они живут только в лесах.

– Это и есть лес. Просто пустынный. – Мама вдруг ахает: – Ты это видела?

Она направляет фонарик на первое дерево на тропе и направляется к нему. Дерево всё в розовых цветах.

– На пустынной иве? – спрашиваю я, следуя за ней.

– Точно. Молодец, – улыбается она.

Пытаюсь вообразить, что цветочные лепестки – это крылья, но вижу только цветы.

– Ничего не увидела.

Не обращая на меня внимания, она направляет фонарик в другую сторону.

– Ах да, это она, неуловимая шалфейная фея.

Я щурюсь на куст с тёмно-фиолетовыми цветами.

– Кажется, я что-то заметила.

– Англичане считают, что их лаванда привлекает фей. Наш пустынный шалфей ей не уступит.

Смеркается, небо багрянеет, оставив на горизонте едва заметный оранжевый след. Мама направляет фонарик вперёд на тропу и подносит палец к губам.

– Тсс.

Я иду за ней и шепчу:

– Фея гигантского трубчатого кактуса.

К небу тянутся огромные побеги колючей зелени.

– Под ним должен быть сказочный город, как Альбукерке, – говорю я.

На этом моё воображение не останавливается.

– Подозреваю, тут они дают шикарные балы. У каждого побега кактуса своя волшебная дверь, и цвет у них разный.

Я показываю на самый высокий стебель.

– Самая большая дверь мерцает золотом. Влетающие феи должны преодолеть полосу препятствий из обручей с шипами розы, которые могут порвать их хрупкие крылья. Им придётся уворачиваться от взрывающейся ромашки, которая мгновенно погружает в сон, и медовых сот, капли которых склеивают крылья. Но если они всё преодолеют… – до шёпота понижаю голос я и прищуриваюсь, – тогда их ждёт загадка: я в каждой радуге.

Тянусь вверх руками.

– И в небе.

Опускаюсь на колени.

– В океанских глубинах.

Шевелю пальцами.

– Я в перьях сойки. Кто же я?

Мама улыбается, но смотрит не на меня, а оглядывает пространство сзади в поисках чего-то ещё.

Я делаю реверанс.

– Угадали, фея. Синий цвет. Можете войти.

Я продолжаю, забыв об окружающей меня пустыне.

– Платья и костюмы фей переливаются, как крылья стрекоз. Феи пьют цветочный нектар из чашечек, похожих на колокольчики люпина. Чашечки наполняются разноцветными фонтанами сока и нектара.