Последняя сказка цветочной невесты

В конце того коридора поднималась спиралью кованая железная лестница, ведущая в неизведанное пространство. И когда я заметил её, до меня донёсся странный аромат. Яблоки и мёд. Странный двойник духов, которые Индиго наносила на свою шею и запястья каждое утро. Я представил себе внешний вид дома. Эта лестница могла вести только в одно место.

В башенку.

«Никто не пользуется той комнатой. Уже нет».

Так чья же это была комната?

Недолго думая я снова поднялся по лестнице и повернул в другую сторону коридора. Здесь время застыло. Даже золотистые пылинки зависли в воздухе. Моё внимание привлекла небольшая ниша. Три каштановых полки там пустовали, только на верхней остался тюбик губной помады. Я открыл его. Оттенок был тёмно-сливовым, и на нём остался полумесяц – след чьих-то губ.

Индиго? Или Лазури?

Вернув помаду на полку, я заметил болтающуюся ленточку. Легонько потянул, и что-то высвободилось. Должно быть, оно застряло между полкой и стеной…

Маска.

Она была изготовлена из синего атласа, покрытая оспинами, в которых раньше, должно быть, располагались стразы. Так небрежно и беспечно, и мне стало отвратительно. За все годы наших с Индиго игр она никогда не тянулась за маской. Это было бы лишним. Но вот доказательство того, что когда-то она была самой собой настолько, что нуждалась в маскировке.

– Осторожнее с этим.

Миссис Реванд показалась на главной лестнице, сжимая серой рукой перила. Индиго с ней не оказалось. Я испытывал одновременно и облегчение, и разочарование.

– Прошу прощения, – проговорил я, кладя маску обратно.

Миссис Реванд напряжённо улыбнулась.

– Она очень внимательно следит за тем, как ухаживают за территорией и за этой стороной Дома. Сюда нельзя даже уборщицам и обслуживающему персоналу, – сказала она, бросив взгляд на лестницу.

Я кивнул.

– Ну, Ипполита, кажется…

– О господи, не мисс Ипполита, – ответила миссис Реванд. – Правила устанавливает Индиго.

Лёгкий ветерок пронёсся по Дому, и тот застонал, словно от брошенности. Миссис Реванд рассмеялась:

– Очевидно, Дом питает такую же ностальгию, как и Индиго. Прошу прощения, мисс Индиго. Старая привычка, я ведь знала её совсем юной.

Я подумал о ямочке, оставшейся на губной помаде, об атласной маске, касавшейся её лица. На задворках разума возник образ брата, исчезающего в шкафу, и я спросил с кажущейся беспечностью, хоть и понимал, что пробую границы своего обещания…

– Какими они были? Индиго и… Лазурь?

Миссис Реванд вздохнула, складывая бледные руки на животе.

– Прекрасными, – ответила она. – Сердцеедками во плоти. Но обе озорные, милые, всегда сбегали наружу в свой собственный мир. Всегда играли со своими волосами, пробовали новое… Помню, как-то Лазурь срезала свои волосы без предупреждений! Мисс Ипполита была очень опечалена. Она обожала длинные волосы, знаете.

– А почему Лазурь уехала из города? – спросил я.

Миссис Реванд покачала головой.

– Не имею представления. В один день они были словно две половины одной души. А на следующий… врозь. Кажется, в последний раз я видела Лазурь на девичнике в честь выпускного. – Миссис Реванд облизала губы. – Иногда с дружбой такое случается. Особенно у юных девушек.

Я внимательнее присмотрелся к экономке. Седые вьющиеся волосы. Обвисшие щёки, смягчающие лицо. Губы в морщинах прожитых лет. Но её глаза имели невероятно яркий голубой цвет. Я не мог представить время, когда она была красавицей, но, возможно, была. Возможно, когда-то она тоже была половиной чьей-то души.

– Вы с мисс Ипполитой никогда не пытались с ней связаться?

– Господи, нет. Это ведь был её выбор, уехать, и её выбор – связаться с нами, – ответила миссис Реванд. Посмотрела мне за спину, на запылённый ковёр и железную лестницу. – К тому же некоторые девушки просто не созданы для того, чтобы их нашли. Воспоминания создают свои собственные дома, ещё более волшебные, чем этот. Там-то и живут девушки из прошлого. – Она дотронулась до деревянных перил. – В тех домах пыль не может их коснуться. А время никогда не окрашивает их волосы серебром, и морщины не сминают их лица. Они могут остаться нетронутыми, совершенными – навсегда. Вот такое положение вещей мне нравится. – Она улыбнулась, и я невольно задался вопросом, сколько раз она обдумывала то, что сейчас проговорила вслух. – В моих воспоминаниях Индиго и Лазурь всегда счастливы. Всегда танцуют.

Глава одиннадцатая Лазурь

Вы ведь можете представить себе, правда? Тот миг, когда время нагнало нас и угол света стал таким, что знакомое делалось странным. Я изучала наши лица рядом и ощущала нехватку себя самой, когда первый мороз прокрался в наше вечное лето.