Последняя сказка цветочной невесты

Индиго никогда не звонила. Она никогда не бывала в доме Юпитера. Я раньше просила её, ещё до того, как наша десятина магии даровала мне силу переживать эти вечера в одиночестве. Я даже не знала, что у неё есть городской телефон. Лицо моей матери было пустым, скучающим, ничего не выражая. Что ж, по крайней мере, это было знакомо.

– Ну, строго говоря, звонила Ипполита Максвелл-Кастеньяда… – на этих словах моя мать театрально понизила голос, – от имени Индиго. – Она замолчала, приподняв брови. – Они просили передать, чтобы ты не утруждала себя приходом в эти выходные, и вы увидитесь в понедельник.

– Что? – переспросила я.

– Их слова. – Моя мать дёрнула плечом. Её ухмылка была дикой. – Что тут скажешь? Эта семейка прожигает насквозь. А теперь, когда ты стала старше, ей, должно быть, наскучило… – Моя мать сделала паузу.

Не знаю, что она увидела на моём лице, но её ухмылка исчезла. Мать покачала головой, словно вспоминая, где находится, и шагнула ко мне. На миг приподняла ладонь, но снова уронила.

– Сейчас тебе, возможно, так не кажется, но это к лучшему, Лазурь. – Она встретилась со мной взглядом. Я не могла даже припомнить, когда в последний раз моя мать смотрела на меня вот так прямо. Это казалось почти касанием, и я невольно вздрогнула.

– Если бы она так и держала тебя рядом, то разбила бы на мелкие осколки. И ты бы никогда не сумела собрать себя заново. Поверь, я уже встречала таких, как она.

Но у меня оставалась только вера, и принадлежала она не моей матери. Подробности тех выходных ускользали от меня – безвкусные горстки риса, напёрстки воды, часы в ду́ше в ожидании, пока пальцы сморщатся. Те дни без Индиго были для меня как задержка дыхания, и выдохнуть я сумела лишь по дороге в Дом Грёз утром в понедельник.

Я отрепетировала свои извинения и сжимала кулаки. Пятнадцатиминутная прогулка от усыпанной гравием дорожки перед домом Юпитера до усаженных дубами и ольхой тенистых аллей усадьбы Индиго тянулись как целый век. Но вскоре она была передо мной – Индиго. Преобразившийся силуэт, и мир вокруг неё, полный мягких теней. На ней были зелёные крокодиловые сапоги до колена и чёрное кружевное платье под шёлковым, небрежно подпоясанным халатом.

– У Тати для нас сюрприз! – сказала Индиго, и её улыбку я почувствовала самими своими костями. – Я не хотела, чтобы мы подсматривали на выходных. Ну, ты же знаешь, мы бы обязательно подсмотрели. Но теперь увидим! Лазурь… Лазурь, ты почему плачешь?

Индиго подошла ко мне. Я подняла руки, чтобы обнять её, но она оттолкнула меня. Её хватка была суровой.

– Прекрати плакать, – раздражённо сказала она. – Ты же знаешь, мы не плачем. Знаешь же, Они могут наблюдать.

Они. Фейри. Те, кого мы иногда пытались выманить к нам. Те, кто позволял нам видеть их магию, хоть никогда и не показывался нам на глаза.

– Слёзы – кусочки твоей души, – сказала Индиго. Её лицо было всего в паре дюймов от моего. – Нельзя рисковать и дать им упасть на землю.

Я протянула руку, чтобы вытереть слёзы, а Индиго подалась вперёд.

– Нельзя растрачивать.

Её язык был горячим и гладким, очертив изгиб моей скулы. А потом она причмокнула губами и отстранилась.

– Пойдём! – велела она, разворачиваясь на каблуках.

Я последовала за ней, и мой восторг от того, что я всё же не изгнана, был так силён, что я даже не остановилась и не подумала, почему она забрала себе мои слёзы. В сказках, которые мы читали, слёзы были не менее драгоценны, чем золотая кровь богов. Я должна была сказать Индиго, что они ей не принадлежат.

Но я готова была отдать ей что угодно и последовать за ней куда угодно.

Иной Мир.

Вот как мы назвали наш подарок от Тати, хотя никогда не считали его чем-то настолько обыденным, как «подарок». Это было предназначено нам.

Всегда предназначено нам.

Судьба изменилась в тот миг, когда мы спустились по ступеням заднего балкона и оказались на огромной территории усадьбы Индиго. Сады были созданы по образцу французского дворца, о котором я никогда не слышала. А от лужайки море казалось лишь серебристым отблеском в сотнях футах отсюда, отгороженное густыми зарослями лип, отмечавших границу между водой и медленно тающей землёй.

Сегодня здесь было пусто. Садовники не обрезали заросли роз на решётках вдоль каменистой дорожки со ступенями, по которой мы часто ходили, чтобы поиграть у ручья. Никто из горничных не мчался обратно в дом с блюдами срезанных пионов и фиалок для украшения комнат. Октябрьский ветерок играл нашими волосами, нежно пощипывал за уши.

– Сюда, – позвала Индиго, и её голос дрожал от возбуждения.

Какой-то перестук заставил меня повернуть голову. Тати наблюдала за нами из окон гостиной. Широко улыбнувшись, она махнула рукой, радостно отгоняя нас. Я помахала ей в ответ, и она послала мне воздушный поцелуй. Я поймала этот поцелуй и прижала к щеке.

– Тати разве не идёт? – спросила я.