Исследования привели меня в Уэльс, и так получилось, что это совпало со второй годовщиной нашей свадьбы. Индиго приготовила для нас сюрприз, и вот я оказался в замке, который она купила по этому случаю в городке Мертир-Тидвил, среди рыжих холмов и переплетённых деревьев, журчащих ручьёв и валунов, что помнили тяжёлую поступь римских солдат.
– Иногда мне не верится, что ты – настоящая, – сказал я.
– А кто сказал, что я настоящая? – улыбнулась Индиго.
В самой верхней комнате замка мы лежали на кровати, вырезанной из дерева такого тёмного и блестящего, что оно казалось влажным. Над нами навис тяжёлый красный балдахин. На гобеленах на стенах плясали лупоглазые кони и медведи, а за узкими окнами над сельской местностью хлестал дождь.
– И правда, – согласился я. – Как Блодьювед[9]
. Я рассказывал тебе сказку о цветочной невесте?– Нет, – с притворной обидой отозвалась Индиго. – Не рассказывал.
Я обнял её, привлекая к себе, пристроив подбородок на её прохладной шелковистой макушке.
– Однажды давным-давно жил герой, проклятый собственной матерью на то, чтобы никогда не взять в жёны человеческую женщину. Много лет он был одинок. И ранними вечерами он отправлялся на прогулки ради того, чтобы увидеть собственную тень, которая протягивалась так далеко, словно принадлежала кому-то другому. К счастью, тот мужчина был не одинок, и два великих мага нашли способ обойти проклятие. Они собрали цветы ракитника, таволги и дуба и из них создали деву необычайной красоты. Нарекли её Блодьювед, «Та, что с ликом из цветов», и отдали в невесты одинокому герою, чтобы тот наконец обрёл собственную супругу.
– Она была создана для него, – проговорила Индиго, проводя кончиками пальцев вверх-вниз по моей груди. – Создана
Я улыбнулся.
– Проклятия существуют именно для того, чтобы их разрушать. Они не настолько статичны, как многие думают.
– Но он и не разрушил проклятие своей матери.
– Нет?
– Нет. – Улыбка Индиго была хитрой, волчьей. – Он не мог получить в жёны человеческую женщину, потому ему дали невесту из цветов. Его цветочная невеста даже не была настоящей, но ему было всё равно, ведь она была создана, чтобы приносить ему удовольствие.
У истории о Блодьювед было продолжение, и заканчивалась она плохо, как и многие подобные сказки. Но мне уже пора было идти на лекцию, и потому меня не было рядом с Индиго весь день. А когда я вернулся, то почти забыл историю.
Но Индиго не забыла. Той ночью я обнаружил, что замок холоден и пуст, но стол был накрыт – еда, столовое серебро, толстые трепещущие свечи.
– Эй, есть кто-нибудь? – позвал я.
Никто не ответил.
Я поднялся по узким каменным ступеням в спальню со сводчатым потолком. Там Индиго встретила меня на ложе, щедро украшенном цветами – розовые лепестки, цветки гибискуса, таволга и ракитник. Робко она приветствовала меня – её взгляд был тёплым, а в изгибе шеи устроился цветок бархатца.
Ещё никогда Индиго не казалась мне такой прекрасной, как в тот миг. Дело было не в её чертах – они всегда были красивы, – а в том, как она изменила всю атмосферу спальни. Она была похожа на ностальгию, что селится в груди в конце истории, которую ты никогда не читал, и всё же знаешь.
В тёмной волне её волос мне виделась лесная подстилка, где волки шли по следу дев с молочной кожей. В изгибе её шеи я видел свет драгоценных камней, оберегаемых зловонными пастями дремлющих морских чудовищ. В её разомкнутых губах я различил нечто такое, что показалось мне в моём собственном неопытном небрежном благоговении священным. На миг я увидел окно, а не мою жену. И когда я подошёл к ней, мне казалось, что я вглядываюсь в нечто предвечное и отчаянное, в непостижимое пространство, рождавшее мифы и богов, возводившее дворцы из сказок, создававшее скрижали, давшие отдохновение людям от бремени их сомнений.
– Если ты – плод моего воображения, какая-нибудь дикая мечта, то, надеюсь, я никогда не очнусь, – проговорил я.
Индиго притянула меня к себе, и я позабыл обо всём, кроме жара лепестков и её кожи.
Когда я проснулся на следующее утро, то был в крови. Мы не заметили небольшие шипы, забытые в букетах прошлой ночью. Индиго была в ужасе.
– Здесь не должно было быть шипов, – проговорила она, касаясь моих ранок.
Я был поцарапан, но она – не тронута.
И я вспомнил ту ночь, те лепестки, бархатец, падающий с её шеи, когда она поднялась на колени, чтобы коснуться меня.
Я закрыл глаза, чтобы остаться с Индиго. Такой был мой выбор – не тревожиться о мире реальном.
А теперь, дожидаясь в коридоре Индиго, которая заберёт нас из этого места, я посмотрел на свою ладонь и заметил маленький шрам, сморщенный, бесцветный – напоминание о той ночи. И в этом тоже крылось предупреждение: даже иллюзии могут ранить.
Возможно, даже больше, чем всё остальное.