Индиго пошатнулась, и я резко подскочил со стула, успев поймать её прежде, чем она упала. Её голова откинулась, обнажая горло. Лоб блестел от пота, и что-то металлическое со звоном выпало на пол.
Я посмотрел через плечо Индиго и увидел причину, по которой раздавил три пилюли Ипполиты в её вино. Изогнутый охотничий нож выскользнул у неё из кармана. Он выглядел грубым, как кривая буква. На стенах за нами звери и их кости содрогнулись.
Индиго цеплялась за меня. Её губы были перепачканы животным жиром, глаза наполнены слезами, и моё сердце готово было разорваться. Голос её был тихим и жалобным, как у загнанного в угол ребёнка.
– Разве наша жизнь была такой ужасной, что тебе пришлось её уничтожить?
– Я не пытаюсь ничего уничтожить. Я лишь пытаюсь выжить с тобой.
Индиго слабо заскребла пальцами по моему блейзеру, а потом её веки дрогнули и сомкнулись.
Бережно я опустил её на пол, подальше от осколков стекла, чтоб она не поранилась, когда придёт в себя. Поднялся и встал над ней. Моя цветочная жена, моё лукавое синее небо. До этого мига я даже полностью не осознавал, что в ту ночь мне было предначертано что-то проиграть. Дом сделал свою ставку, будь то моя жизнь, моя любовь или моя память.
Я стоял лицом к стене с головами животных. Орикс и дикая кошка ухмыльнулись. Альпийские козлы усмехались своими квадратными зрачками. Серны и овцебыки смотрели скучающе. Косуля глядела сквозь полусомкнутые ресницы.
Противоположностью взгляда, устремлённого вперёд, был взгляд, устремлённый назад. Я улыбнулся ясной разгадке. Взгляд, устремлённый назад. За моей спиной, противоположной от черепов, стояла самка оленя, единственная в комнате.
Подхватив охотничий нож, я вонзил его в горло оленихи, под пушистым подбородком, и потянул. Пыль взметнулась в воздух, и сухие розовые лепестки рассыпались по полу. Моё лезвие упёрлось во что-то твёрдое.
Маленькая золотая шкатулка.
Внутри оказался рваный билет на автобус. Имя владельца было сорвано, а бумагу покрывали тёмно-коричневые пятна. Я отодвинул бумажку, чтобы посмотреть, что под ней.
И там, на квадратике алого бархата, лежал ржавый ключ в виде скворца на золотой цепочке.
Глава двадцать девятая
Лазурь
Можно знать человека во всей полноте – как он открывается под определённым углом света, бьющего в глаза, в поэзии фотонов и частиц, в конкретных длинах волн, приспособленных к вашему росту, к контурам ваших ноздрей, к потаённому ландшафту ваших нейронных связей. Ваш разум создаёт карту этого человека, и даже если вы ступаете босыми ногами, с завязанными глазами, эта местность будет истинной.
И она – истинна.
Но лишь под определённым углом.
За неделю до дня рождения я решила сообщить Индиго о своём решении. Я была не готова присоединиться к Иному Миру прямо сейчас, но я и не стану Сьюзен Изгнанницей. Об этом сообщил мне сам Иной Мир, и его красота была обещанием: он никогда не покинет меня.
Я пыталась рассказать об этом Индиго с тех самых пор, как приняла предложение матери, но каждый раз, когда расправляла плечи и репетировала, что скажу, моя решимость угасала, пронзённая железными воротами Дома Грёз. Каждый раз я медлила. А однажды после полудня у Тати случился приступ с криком, и она ударила Индиго по лицу так сильно, что та полчаса плакала. А в другой раз Индиго пребывала в мрачном настроении, разбросала все свои краски по лужайке, потому что что-то в нашем «даре» пошло не так.
Но сегодня было иначе. Сегодня я скучала по Индиго.
Пару дней назад она позвонила в дом моей матери, объяснив, что на территории велись какие-то работы, слишком громкие для нас обеих. Я была рада остаться – испытала облегчение, что она не попросилась прийти ко мне, – и лишь когда я снова оказалась перед Домом Грёз, то осознала, как сильно скучала по своей подруге.
Впервые за время, показавшееся вечностью, я скучала по нашим чаепитиям в башне, по тому, как она вплетала драгоценности мне в волосы и позволяла лежать у неё на коленях, а сама читала мне вслух истории, где умные мужья ловили своих жён-селки, и целые королевства вырастали по другую сторону старинных часов.
Я скучала по тому лёгкому чуду, которым была жизнь рядом с Индиго. Когда я примерила её серьги с рубинами цвета голубиной крови, то видела, откуда они, видела очертания дворцов со шпилями, сокрытых в туманах роскошных зелёных гор. Когда я спала на наволочке из шёлка-сырца, то мне снились разноцветные шатры, и конский мускус, и запылённые дороги.