– Шторм, не принимай все на свой счет, поверь, мои поступки не были продиктованы желанием заставить тебя чувствовать себя глупо.
– А чем они были продиктованы?
Принцесса чуть помолчала.
– Я всю свою жизнь, с самого рождения, провела одна в комнате. Слушала «Школьные годы» и, даже имея лучших учителей в стране, завидовала всем, кто мог позволить себе пойти в школу. Как ты думаешь, я покинула замок, чтобы досадить тебе?
Омарейл не знала, почему так хотела, чтобы Шторм, наконец, по-настоящему услышала ее.
Она ожидала получить ответ, полный желчи, однако Шторм удивила. Она чуть расслабилась – скорее устало, чем томно, – внимательно посмотрела на Омарейл. Затем, наконец, сказала, будто не было всей это беседы:
– Я оставляю театр. Поступаю в университет в Лебрихане.
Принцесса удивленно подняла брови. Она не могла даже точно сказать, что больше изумило ее: такое решение Шторм или желание им поделиться.
– О, это многих огорчит, – искренне отозвалась Омарейл, а затем шепотом добавила: – Я видела «Ану», это было впечатляюще.
Шторм скосила на нее глаза. Вздохнула.
– Да, я люблю играть на сцене и чувствовать энергию, которая идет от зрителей. Но все, что вокруг этого: похабные письма поклонников, давление родителей и агента, требования вести себя так или эдак – от всего этого меня тошнит. Я будто в клетке. Подумала, ты можешь понять.
– Да, мне знакомо это чувство, – отозвалась Омарейл.
– А насчет Даррита – правда? – спросила Шторм и, увидев кивок в ответ, с нотками язвительности произнесла: – Брат, значит? Я так и знала, что это вранье. А теперь, когда он так удобно оказался из первых семей…
Она многозначительно посмотрела на принцессу. Та покачала головой и, не желая обсуждать тему, сказала:
– С тобой хочет познакомиться моя сестра, принцесса Севастьяна. Притворись милой, не разбивай ей сердце.
Шторм широко и открыто улыбнулась.
– Так пойдет?
А уже в конце праздника она сама улучила момент, когда Омарейл оказалась одна, и поинтересовалась, знал ли Май, кем была Мираж. Получив ответ, шепотом спросила:
– Он правда убил человека?
Омарейл не собиралась выдавать чужих секретов:
– Его оправдали, никаких свидетелей происшествия нет.
Госпожа Эдельвейс несколько мгновений оценивающе глядела на принцессу:
– Актриса из тебя так себе. Надеюсь, тебе не придется свидетельствовать в его защиту.
Омарейл подхватила бокал с подноса, который нес официант.
– Дело закрыто, не переживай.
И, к своему удивлению, поняла, что и правда ощущала тревогу, идущую от собеседницы. Когда прозвучали последние слова, волнение Шторм ослабло.
– Он, кстати, сожалел, что не мог присутствовать здесь сегодня, – с улыбкой заметила Омарейл. – Мы переписываемся, пока он готовится к экзаменам. Я обещала рассказать о твоей реакции на наше «знакомство».
Шторм фыркнула:
– Май – ребенок и, готова поспорить, никогда не повзрослеет. Некоторые мужчины так всю жизнь и остаются детьми. Но это – уже не мои проблемы, я уезжаю подальше от всего этого.
Омарейл сдержанно улыбнулась. Прощаясь, принцесса пожелала госпоже Эдельвейс удачи и была рада наконец не ощущать злобы, исходящей от нее.
Так, не чувствуя ни обиды, ни вины, Омарейл простила и получила прощение.
Через несколько дней к Омарейл с визитом пришел Ил Белория. Он явился уже после ужина, и, как всегда, оттягивая неприятный разговор, принцесса начала его с колкого замечания.
– Почему вы всегда выбираете такое время? – спросила она, махнув в сторону заходящего солнца, проникавшего в ее кабинет через окно. – Вы просто какой-то человек-полуночник.
Откинув полы сюртука, Белория сел на стул для посетителей, их с Омарейл разделял лишь письменный стол. Несколько секунд Ил наблюдал за принцессой, а затем опустил на каменную столешницу небольшую коробочку, перевязанную зеленой лентой.
– Это мой свадебный подарок, – заявил он. – Немного преждевременный, и все же…
Плечи принцессы поникли.
– Совершенно ни к чему торопить события, – мрачно отозвалась она.
Ил хмыкнул.
– Откройте, – настойчиво произнес он.
Стараясь стереть недовольство с лица, она, с самым равнодушным выражением, на которое была способна, взяла коробку в руки.
– Что, нашли больную старушку из первых? – проворчала она, развязывая бант.
– Я, дорогая принцесса, обычно получаю то, что хочу…
Она сняла крышку.
– И в нашей с вами ситуации вы совершенно верно заметили: отказаться от выполнения обещания могу только я.
На подушке из изумрудного атласа лежала лала. Деревянное основание и ряд металлических язычков – простой предмет, таящий в себе чарующую магию музыки.
– О, Небо! – воскликнула Омарейл, на мгновение забыв, каков был повод у этого сюрприза. – Лала!
– Да, та самая, которую вы оставили в Остраите, – кивнул Белория, довольно щурясь. – Только я добавил гравировку на обратной стороне.
Омарейл дрожащими от восторга пальцами провела по полоскам металла, а затем перевернула свой музыкальный инструмент.
Там была выжжена надпись:
«Для О. и Н. в знак бесконечной благодарности». Ниже стояла подпись «И.Б.».
Омарейл несколько раз перечитала послание.
– В знак вашей благодарности мне, – уточнил Белория.