Последняя сказка

Принцесса поднесла тонкую фарфоровую чашечку к губам. Это был ее любимый сервиз с синим рисунком, который Норт привез с Северной улицы. Сделав глоток горьковатого напитка, Омарейл отправила в рот сахарную меренгу.

– Вдохновившись твоим примером, я сделала так, чтобы Ил избавился от Совалии, вложила отличный план в его голову. Он все сделал сам. Сначала он, а потом Бериот. Оба отыграли свои роли точно в соответствии со сценарием.

Норт откинулся на спинку стула, со смесью изумления и восхищения глядя на принцессу.

– Как тебе это удалось?

Она дернула плечом:

– Вызвала у Белории ненависть к Сове, дала повод мечтать о мести. Сыграла на его гордости и мужском самолюбии. Затем подсказала, как именно он мог отправить ее прочь из Орделиона.

Говорила она это скучающе, без гордости, потому что, как ни странно, чувствовала себя виноватой. Ни триумфа, ни упоения от осознания победы. Только стыд, вина и сострадание ко всем, кто стал жертвой в этой истории – начиная с самой Совы.

– На этом я хотела бы завершить карьеру интриганки, – вздохнула Омарейл.

– Боюсь, она только начинается, – ответил Даррит, а затем, оглянувшись и убедившись, что они были одни, взял ее ладонь и поцеловал кончики пальцев. – Ученик превзошел учителя, такой трогательный и упоительный момент. Расскажи все в деталях.

Омарейл улыбнулась и закатила глаза.

– Ты просто хочешь услышать историю, как Ила Белорию обвели вокруг пальца, мои достижения тут ни при чем.

– Проницательны, как всегда, Ваше Высочество, – ухмыльнулся Норт, и Омарейл почувствовала, как сердце наполняется нежностью и поет от счастья.

Днем позже, идя по коридору через Лебединую башню, она услышала, как кто-то разговаривал на открытой галерее.

Омарейл могла бы просто пройти дальше, если бы не узнала голос – говорила Сова.

– …я не хочу в Успад! – услышала принцесса и застыла.

– Мы это уже обсудили, – ответил ей Бериот.

– Хорошо, пускай не Клоустен, но хотя бы Фортосдор?

– Мама! – сердито отозвался Советник. – Я уже объяснил, что это должно выглядеть как наказание, а не как безвременный отпуск. Что скажет принцесса, если я, узнав о всех твоих интригах и закулисных играх, просто переселю тебя в соседний город?

– Что ты любящий сын. В конце концов, она не собиралась ничего делать с этим и не требовала от тебя никаких действий. Ты сам решил устроить правосудие.

– Я делаю то, что считаю правильным, – недовольно отозвался Бериот. – Белория не остановился бы на этом. Он отправил меня к Эддариону, чтобы я узнал правду, понимая, что буду вынужден что-то предпринять. Если бы я ничего не сделал, под угрозой могла оказаться не только твоя жизнь, но и моя карьера, и моя семья, – рассудительно продолжил он.

Они замолчали. Омарейл решила было пройти вперед – все-таки подслушивать было не очень вежливо, но Бериот заставил ее остановиться, интригующе сказав:

– Мама, у меня есть один вопрос.

Принцессе было слишком интересно, что он хотел узнать, и она продолжила стоять посреди пустого коридора.

– Как часто ты внушала что-либо мне? Скажи правду, это уже ничего не изменит.

– Бериот, дорогой, я почти никогда этого не делала.

Омарейл не сомневалась, что Сова говорила правду.

– Даже когда мы обсуждали мой брак с Севастьяной?

– Ах, вот в чем дело, – в ее голосе слышалась улыбка. – Даже когда мы обсуждали Севастьяну. Ты всегда был таким, каким я хотела тебя видеть. Настолько идеальным, что даже влюбился в правильную девушку.

После небольшой паузы она продолжила:

– Я ничего тебе не внушала, но не могла не ощущать, что ты испытываешь чувства к ней. Поэтому лишь подталкивала в правильном направлении. Не с помощью дара, Бериот.

Тогда он задал еще один вопрос, который, кажется, волновал его даже больше:

– А что насчет нее?

– Навязать любовь непросто, – томно вздохнула Сова. – Это долгая работа. Для тебя я бы сделала и ее, но, к счастью, не пришлось. Достаточно было заставить Севастьяну заметить тебя, один раз взглянуть иначе, и дальше пожар разгорелся сам.

Омарейл несмело сделала шаг, решив все же продолжить свой путь, как до нее донеслись слова Совы:

– Я все сделала правильно, дорогой. И сейчас ты можешь отсылать меня в Успад, я ни секунды не жалею.

Наконец принцесса сжала кулаки и решительно пошла вперед. Сын и мать не заметили ее, продолжив разговор. Омарейл же наконец избавилась от преследовавшего в последнее время чувства вины. Ей вновь показалось, что Сова сумела выйти сухой из воды и наказание ее было слишком легким. Однако принцесса надеялась, что, оказавшись в одиночестве, госпожа Дольвейн все же пересмотрит свои взгляды. Возможно, оторванная от семьи, она хотя бы приблизительно поймет, как жилось принцессе все эти годы.

* * *