Последняя сказка

Пока Сова была настороже, Омарейл отказалась от идеи раскрывать семье правду об эксплетах, а без этой «маленькой» детали многие эпизоды теряли смысл. Рассказать же о путешествии во времени у Омарейл и вовсе язык не поворачивался. Она боялась, что, если заикнется об этом, Король и Королева сочтут ее сумасшедшей и, чего доброго, отменят Явление.

Севастьяне принцесса доверила немного другую версию, так как хотела поделиться душевными переживаниями по поводу Норта.

С Бериотом Омарейл целыми днями обсуждала Явление, предстоящую встречу с Патерами, газеты, первый официальный прием. Это было интересно, но все еще казалось нереальным. Даже выбирая фасон платья для торжественного дня, даже репетируя выход на балкон, даже составляя меню для праздничного ужина в кругу семьи, принцесса все еще не могла поверить, что это происходило наяву.

Посторонних к ней пока почти не допускали. Но вот родные – в том числе Сова – регулярно навещали ее. С госпожой Дольвейн разговоры были сухие, короткие, обе встречались скорее для создания иллюзии, будто между ними не было никакой вражды.

Наконец настал долгожданный день. Принцессе предстояло выйти на свободу. Газеты уже неделю, с самого провозглашения Нового Пророчества, писали на разный лад, как все пройдет, повторяли историю старого пророчества, пересказывая ее каждый раз по-новому, публиковали прежние интервью Омарейл. В нескольких газетах появилось давнее письмо-обращение к народу, которое она написала по предложению Бериота, будучи подростком. Сейчас ей было немного стыдно перечитывать тот наивный текст. Теперь она понимала, почему жалобы на недостаток прогулок могли раздражать тех, кто трудился с утра до вечера. И знала, что необходимость общаться с учителями через стену вызывала мало сочувствия: многие матери отдали бы все, чтобы их дети могли получить достойное образование – хоть через стену, хоть сидя на крышах соседних домов.

Омарейл внимательно следила за тоном, которым предстоящее событие освещалось в прессе: почти все статьи были поддерживающими, полными надежды, а порой и откровенного нетерпения. Похоже, отец и Бериот действительно неплохо поработали над настроениями публики и повлияли на журналистов. А Сова отступилась, позволив позитивным интонациям взять верх.

За полчаса до полудня Омарейл уже была полностью готова к церемонии, даже несмотря на то, что подготовка началась с небольших затруднений: одна из служанок, которую пригласили в помощь, увидев принцессу, упала в обморок. Поднялась суета, но девушка быстро очнулась. Омарейл прочла ее эмоции: восторг и страх, граничащий с ужасом, переливались, сменяли друг друга, сопровождаясь то гордостью за то, что та оказалась в числе первых свидетелей, то почтением к наследнице престола. Принцессе захотелось вселить девушке немного спокойствия, но она остановила себя. Голос в голове Омарейл, настаивающий, что в применении дара нет острой необходимости, был очень похож на голос Фраи.

Когда настало время делать прическу, пришла Королева в сопровождении двух фрейлин и двух слуг. Последние катили тележку с большим стеклянным кубом, в нем сверкала корона «Лучи Солнца». Это была не обычная парадная тиара, а украшение, которое надевали только наследные принцессы и только по самым торжественным случаям. Множество лучей из белого золота расходились из центра обода, сверкая тремя с половиной тысячами бриллиантов – от крошечных до довольно крупных, размером с вишневую косточку. Там, где лучи крепились к основанию короны, располагалось солнце из драгоценных камней и тонких золотых проволок.

С трудом держа голову ровно из-за короны, принцесса позволила фрейлинам помочь ей надеть платье, созданное тремя лучшими модными домами королевства. Севастьяна рассказала, что дворец хотел выбрать только одного исполнителя, но началась такая борьба за право создать наряд, что – когда дело дошло до публичной драки – главы домов приняли решение объединиться.

Омарейл никогда не носила ничего столь торжественного и в то же время неудобного: пышная дымчатая юбка из нескольких слоев воздушной ткани, усыпанная бриллиантами, занимала едва ли не полкомнаты.

Принцесса взглянула в зеркало: из-за макияжа, прически со множеством кос и локонов, короны и платья она не могла узнать собственного отражения. Наконец она выглядела как наследница, которой являлась, – но совершенно не чувствовала себя собой. Однако родители светились от счастья, Севастьяна безостановочно утирала слезы, и даже Сова выглядела удовлетворенной, будто и впрямь была довольна тем, что видела. О фрейлинах и служанках и говорить нечего: они глядели на принцессу с восторгом и благоговением с самого начала.

Единственным человеком, сохранявшим спокойствие, был Бериот. Они с Королем пришли незадолго до церемонии. Советник критически оглядел Омарейл, одобрительно кивнул, вслед за чем посоветовал ей походить по коридору, чтобы привыкнуть двигаться в платье. Это оказалось хорошей идеей. Прогуливаясь, принцесса поняла, что кринолин помогал не запутываться в юбках, и она стала чувствовать себя увереннее.