Последняя ставка

Некоторое время Паук Джо молча раскачивался, сидя на ковре с непроницаемым выражением выдубленного на солнце лица. В конце концов он сказал: «Ладно», – и взял колоду.

Глава 37 Кто этот мертвец, тебе не известно

Первая карта, легшая лицом вверх на стол, оказалась Пажом Чаш и изображала молодого человека в костюме эпохи Возрождения, который глядел на стоявшую на пьедестале лампу.

Крейн поймал себя на том, что весь подобрался, сидя на обшарпанном диване в полутемном трейлере, готовый к чему угодно – к проливному дождю, или к звуку столкнувшихся на шоссе автомобилей, или к тому, что карты полетят ему в лицо. Но, хотя солнечный свет, скудно пробивавшийся через венецианские жалюзи, казалось, приобрел какой-то стеклянистый оттенок, словно проходил сквозь чистый желатин, и звук, с которым карта шлепнулась на стол, оказался каким-то очень мелодичным и отчетливым, единственной явной переменой в комнате явилось появление из кухни пары мух, которые, громко жужжа, закружились под потолком.

Следующая карта оказалась мужчиной, одетым в доспехи, на фоне глобуса, разделенного на три сектора; на карте имелась также надпись «NABVCHODENASOR», по-видимому, призванная передать звучание имени Навуходоносор.

Крейн обратил внимание на то, что эти карты не проявляли ни малейшего намерения взвиться в порыве какого-то психического ветра, и совсем уж непонятно почему вспомнил, как Паук Джо назвал свою колоду сильной.

В комнату залетело еще несколько мух; теперь они жужжали над картами, будто вместо картинок там была ароматная пища.

Пальцы Паука Джо пробежали по проколам на полях обеих карт, потом он резко рыкнул, открыл рот и заговорил:

– Агиопластика раз-два-три, – резко произнес он; слова, казалось, возмущенно выкашливались из него, как сгустки крови, – гамби гамби пудинг и шишка и Боб твой дядя и луна моя мать. Я мог бы подать иск, но писк и плеск и реки и рыбаки, он всегда рыбачит там, это как говорится рыболов.

Бессмысленные слова громким эхом отдавались в голове Крейна, а потом он подумал, что именно там они и зародились, а Паук Джо их только повторил. Казалось, в его мозгу ослабело какое-то сдерживающее начало, и он почувствовал позыв освободить свои мысли, выпустить их, как птиц, разлетающихся во все стороны. И казалось важным, чтобы слепой поскорее заткнулся и не говорил всего этого перед мухами.

Важным было все без исключения. Он знал, что ему следует находиться снаружи и пытаться прочесть, что сообщат ему облака.

Рядом Мавранос с открывшимся ртом подался вперед на диване. Мухи громко жужжали – теперь уже, наверно, с сотню их вилось над столом, – и Крейну вдруг пришло в голову, что он вознамерился съесть их и узнать то, что им известно. Очень может быть, что мухи много чего знают. Старушка поднялась и медленно и неуклюже приплясывала на ковре, расставив руки в стороны; из чашки, которую она так и держала, выплескивался кофе.

– Отец, – говорил Паук Джо, – играет в лоуболл на фантики, после того как одноглазый лажанулся.

– Нет, – сдавленно выдохнул Мавранос. Трясущимися руками он смахнул со стола обе карты, а потом встал и выбил колоду из руки Паука Джо. – Нет, – повторил он уже во весь голос. – Я не хочу этого.

Паук Джо резко обмяк на полу, его челюсть отвисла, как только стих последний звук безумной болтовни, и казалось, что только упиравшиеся в ковер антенны не давали ему упасть. Мухи разлетелись по всей комнате.

– И ты тоже этого не хочешь, – дрожащим голосом сказал Мавранос Крейну.

Крейн глубоко вздохнул и собрал разбежавшиеся мысли.

– Не хочу, – шепотом согласился он, рукой отгоняя мух от глаза.

Паук Джо, щелкнув зубами, закрыл рот и гибким движением поднялся на ноги; упругие проволоки болтались среди летавших во все стороны мух.

– Никто из нас не хочет, – сказал он и, вынув из-под стекол очков серебряные доллары, бросил их на стол. – Пойдемте-ка наружу. Пусть кто-то из вас заберет Козявку.

Старушка уже не танцевала, и Мавранос, взяв под локоть, повел ее следом за Пауком Джо, который, бряцая и скрипя антеннами, протиснулся в дверь и спустился по ступенькам. Крейн вышел последним, усиленно стараясь не глядеть на рассыпанные по полу карты.

Крейн прищурился от солнечного света, заливавшего пустыню и шоссе, жара неожиданной тяжестью навалилась ему на голову, но все же бескрайний простор благотворно подействовал на него после вгонявшей в клаустрофобию тесноты трейлера.

Паук Джо шел по двору, пока антенны не скрипнули по ржавому бамперу ближайшего пикапа; тогда он повернулся и прошел полпути обратно.

– Я все еще проводник для них, – сказал он. – Случается, что они завладевают мною, таким вот образом, как духи вуду – гаитянами. А вот «Дурак» никогда еще не выпадал.

«Так и Донди Снейхивера наверняка не было», – подумал Крейн.