Последняя ставка

Туз Чаш слева от Леона поставил двести долларов, все остальные уравняли; вторая открытая карта составила пару к десятке у одной из женщин, и она поставила двести, и снова весь стол уравнял ее ставку. Как и рассчитывал Крейн, все ждали круга спаривания.

Крейн сдал себе половину той «руки», которую Доктор Протечка купил утром: десятку и восьмерку мечей втемную и семерку и девятку мечей в открытую; вторая половина «руки» Доктора Протечки находилась теперь у Леона, который показал шестерку и восьмерку чаш. Поскольку Леон сидел первым слева от Крейна, ставку делать следовало ему.

– Торгуются шестерка и восьмерка чаш, – непринужденно объявил Крейн. – От пятисот.

Спаривание, сократив число «рук» до шести, должно было вывести из игры по меньшей мере одного человека, и игрок, которого Крейн наметил для этой цели, показавший девятку чаш и двойку жезлов, предложил за «руку» Леона 550 долларов. Крейн знал, что у него имелись двойка и семерка монет, и он рассчитывал на стрит.

Леон покачал головой.

– Шестьсот, – сказал Крейн.

Леон пожал плечами и кивнул, и Крейн посмотрел на своего соперника по торговле, ожидая, повышения ставки.

Но тот лишь махнул рукой, отказываясь продолжать торг.

Леон перевернул карты, лежавшие втемную, и придвинул Крейну все четыре.

Крейн недрогнувшей рукой приложил карты к своим и, вынув из пачки шесть стодолларовых бумажек, положил их на пустой участок зеленого сукна перед Леоном.

Теперь у Крейна собралась вся «рука», которую Доктор Протечка купил на стоянке позади винного магазина – флеш, начиная с Короля, – и если другие игроки последуют приготовленному для них сценарию, он, когда придет время вскрываться, выиграет этот круг и даст Леону возможность объявить «Присвоение».

Туза и Короля купил один из парней в галстуках – чтобы собрать, насколько помнил Крейн, стрит, начиная с Туза, – а следующая «рука» ушла к одной из женщин, собравшей тройку Четверок.

Но следующий мужчина, имевший в открытую Тройку Чаш и шестерку монет, и который, по расчетам Крейна, должен был продать свои карты соседу, демонстрировавшему Тройку Чаш и шестерку монет, чтобы у того получился флеш, начиная с девятки, отказался от предложенной суммы.

Крейн смотрел на обладателя девятки и пятерки. «Предложи ему больше, – думал он, пытаясь передать этот приказ телепатически. – У тебя же четыре карты масти «монета», он показывает еще одну – у тебя, идиота, будет флеш! Покупай!»

Но тот покачал головой и никто другой тоже не захотел купить эти карты.

Вся тщательно рассчитанная конструкция Крейна развалилась.

Он откинулся на спинку и прижал локоть к боку, рассеянно думая, не промочила ли постоянно сочащаяся кровь повязку и не испачкала ли она платье. Он старался припомнить все карты, розданные в этом кону, и догадаться, что же может получиться теперь, когда игра вышла у него из-под контроля. Его королевский флеш все еще мог выиграть – он старался подбирать карты так, чтобы расклады выглядели хорошими, но не должны были складываться в непобедимую «руку».

Но когда торг дошел до девятого игрока, демонстрировавшего шестерку и четверку, их купил парень, который раньше отказался продать тройку и шестерку.

«Везучий, мерзавец, – с горечью думал Крейн, глядя, как карты и деньги двигались через стол. – Ты заплатил за низкий стрит, но я-то знаю, что у тебя собралась «полная лодка» – тройки с шестерками. А этот расклад сильнее моего. Я не могу даже рассчитывать напугать тебя блефом, чтобы ты отказался вскрываться – в моей колоде не осталось даже пары; я не смогу получить ничего сильнее, чем флеш».

Когда шестую руку спарили и зачали, и очередь действовать вернулась к Крейну, он натянуто улыбнулся и перевернул карты лицом вниз.

– Я пас, – сказал он.

Сигаретный дым слоями плавал под панелями потолка. Ни Крейн, ни Леон не принимали больше участия в этом кону.

Теперь Крейн мог играть только ради денег и, конечно, помнить о том, что нельзя покупать «руку» у Леона.

И дважды ему пришлось с беспомощной тоской смотреть, как Леон, став «родителем» выигравшей «руки», уравнивал банк и проигрывал «Присвоение». Каждый раз рослый смуглый мужчина, улыбаясь из-под повязки, проводил пальцами по стопке карт и не переставал улыбаться, даже не находя примятой двойки – вероятно, он решил, что кто-то из игроков выпрямил ее – вынимал меньшую карту даже без шулерства.

– Вы за эту «руку» берете деньги, – каждый раз говорил Леон своему партнеру, который восторженно запихивал в карманы огромный банк. – Я купил ее. Я присвоил ее.

Обоих игроков, похоже, озадачило это ритуальное заявление, но они согласились с ним. Ни один из них, кажется, не обратил внимания на то, что Леон был глубоко удовлетворен.

Когда заря уже окрасила небо над зубчатой цепью гор, плавучий дом вновь коснулся причала, и двенадцать гостей, моргая и глубоко вдыхая все еще прохладный воздух, выбрались на причал. «Аминокислотники» крепили швартовы.