Последняя ставка

Скотт продержался полминуты.

– Тряс монеты в коробке из-под печенья?

– Ха! Язвишь! – Оззи взглянул на него и подмигнул. – Думаешь, твой старик рехнулся, скажешь, нет? Так вот, в 1948 году я однажды под вечер плавал в Лагуне, и на отмели было полно рыбы. Сам ведь знаешь, как это бывает, когда она тычется в тебя под водой. И в таком случае лучше поскорее вылезти на сушу, потому что за рыбой приходят барракуды. Такой был тогда день, а в небе было полно перистых облаков, будто кто-то писал на языке, для которого ни у кого нет Розеттского камня. А Сатурн тем вечером сиял в небе, как горящая спичка, и не сомневаюсь, что, будь у меня телескоп, я увидел бы, как все его луны исчезают за ним, пожранные, как в том мифе, где Сатурн пожирал своих детей. У Гойи есть такая чертовски страшная картина.

На обочине шоссе появились указатели, извещавшие о приближении к Барстоу, но Скотт не стал просить отчима остановиться и пообедать.

– Так что я взял колоду карт, – продолжал Оззи, – начал тасовать ее и раскладывать карты, чтобы знать, куда направиться, и они прямиком привели меня в Лейквуд, где я нашел тебя в лодке. Я тогда шел по стоянке к этой лодке медленно, держа в руке свою старую пушку 45-го калибра, потому что знал, что не только я тебя ищу. Поблизости всегда найдется какой-нибудь царь Ирод. И к доктору Малку я поехал очень окольным путем.

Скотт помотал головой, не желая верить в эту дикую и нездоровую историю.

– Получается, что я сын какой-то богини?

– Ты сын Короля – злого короля, своеобразного Сатурна. Я перехватил тебя по той же причине, по какой мы этой ночью заберем эту малышку – чтобы ты смог вырасти за пределами сети, а потом решить, чем хочешь заниматься – когда станешь достаточно взрослым, чтобы узнать правила игры.

Когда они к полуночи добрались до Лас-Вегаса, Оззи велел Скотту то и дело трясти коробку и почаще заглядывать в нее, а сам вел машину по ярко освещенным улицам. Когда у фонарика уже заметно подсели батарейки, они завернули за угол и увидели около одного из боковых входов в «Сахару» алые вспышки мигалок нескольких полицейских машин.

Они припарковались немного в стороне и присоединились к толпе, собравшейся на тротуаре. Ночь была жаркой; с запада, со стороны каменистых гор, дул сухой горячий ветер.

– Кто-то застрелил какую-то женщину, – ответил один из зевак на вопрос Оззи: «Что случилось?»

– Не какую-то, а леди Иссит, которая обдирала всех за покерными столами, – добавил другой. – Я слышал, говорили, что какой-то здоровенный толстяк два или три раза выстрелил ей прямо в лицо.

Оззи направился прочь, встряхивая монеты в коробке из-под ванильных вафель. Скотт следовал за ним.

– Она бросила где-то младенца, иначе Венера была бы за луной, – сказал Оззи. – А луна все еще в небе, и Венера под нею, значит, ребенок где-то рядом и жив.

Примерно час они бродили взад-вперед по Лас-Вегас-бульвару, и Оззи продолжал встряхивать коробку и заглядывать в нее, а Скотт все сильнее злился, теряя терпение.

И, к своей собственной досаде, Скотт нисколько не удивился, услышав, как за живой изгородью, протянувшейся вдоль южной стороны Сэндс, захныкал ребенок.

– Осторожно! – тут же предупредил Оззи. Старик сунул руку под пиджак, и Скотт точно знал, что он сжимает в кулаке рукоять «смит-и-вессона» калибра.38.

– Вот. – Оззи повернулся к Скотту и вручил ему револьвер. – Не размахивай этой штукой, разве что на меня кто-нибудь нападет.

До кустов оставалось лишь несколько шагов, и Оззи мгновенно вернулся, держа в руках младенца, завернутого в светлое одеяло.

– Возвращаемся к машине, – нервно сказал Оззи, – и не смотри на нас, смотри по сторонам.

Младенец перестал плакать и теперь сосал палец старика. Скотт шел позади Оззи, непрерывно крутя головой и даже время от времени делая несколько шагов задом наперед, чтобы иметь полный круговой обзор. Теперь он уже не сомневался в своем отчиме.

Чтобы вернуться к машине, им хватило пяти минут. Оззи открыл пассажирскую дверь и взял пистолет, а потом Скотт сел в автомобиль и взял у него младенца…

…и на мгновение Скотт ощутил не только младенца у себя в руках, но и светлое одеяльце, окутывавшее его, и даже обвивавшие его надежные руки. Что-то в его душе или в сознании много лет оставалось незакрепленным и моталось на ветрах психики, но теперь наконец-то встало на место, и Скотт внезапно разделил ощущения младенца – и знал, что дитя разделяет его ощущения.

Он мысленно ощущал личность, в которой не было ничего, кроме страха и недоумения. Теперь с тобой все будет хорошо, думал он. Мы заберем тебя домой и будем заботиться о тебе.

Связь с младенцем, которую он только что ощутил, истаивала, но он успел уловить слабый всплеск облегчения, надежды и благодарности.

Оззи уже сидел за рулем и включил мотор.

– С тобой все в порядке? – спросил он, мельком взглянув на Скотта.