Последняя тайна Патриарха

«В ресторане набралась, что ли, а потом гулять ее разобрало? Точно – набралась, вон как подпрыгивает на каждом шаге, «огневушка-поскакушка»! И какой у нее странный русский – не Москва и не провинция, – как автоответчик… И лицо – точь-в-точь венецианская карнавальная маска», – подумала филолог Настя с какой-то непонятной неприязнью. Впрочем, русские за границей чаще всего испытывают это светлое чувство по отношению к соплеменникам. Заслышав родную речь, делают «морду тяпкой», норовя – «сторонкой за сугроб»…

Не остался равнодушен к прелестям дамочки и утонченный Данила, быстро разобравшийся в карте и выяснивший, что ее отель – в двух шагах. С мальчишеским пылом он предложил проводить, и это еще больше разозлило Настю: «Не, мужики все же козлы, правильно моя маман про них говорит! Стоит только юбке мимо прошуршать… И этот туда же, а еще – Светлость!» Вспыхнувшая ревность подставила плечо филологии.

А незнакомка, назвавшись Лилей, только что не порхала вокруг стройного любезного Данилы. Осторожный Никита мог бы почувствовать запах опасности, но с каналов несло промозглой затхлостью, и он даже не вспомнил об этой своей способности. Так что непробиваемый однолюб лишь пробурчал, что они с Настей пойдут в номер и будут ждать друга там.

Прощаясь, Настя демонстративно поцеловала Данилу в щеку – пусть Дамочка не думает, что он бесхозный какой! То, что при двух парнях девушка может выглядеть несколько странно, ей, чистой сердцем, и в голову не пришло. А вот Лилечке явно пришло – она иронично усмехнулась, глядя на целомудренный поцелуй.

«Пойдут в номер»… Это было самым деликатным обозначением старого дедовского способа сушить-утюжить сыроватые простыни.

А незаметный мужчина за углом нахмурился, вычисляя, что это за дива появилась, и что ей могло понадобиться от ребят на самом деле…

«Их Светлость» вернулся не скоро – практически под утро, смущенный и довольный одновременно. Но клялся, что просто новая знакомая никак его не отпускала: оказалась на редкость общительной. А так – ни-ни, «чист как цветок»! То есть она-то намекала недвусмысленно и всячески, только оказалась совсем не во вкусе князя. Настя впервые задумалась: а кто мог бы оказаться во вкусе?

– Представляете: они завтра летят в Рим вместе с нами одним рейсом! Лиля тут в командировке, начальство московского метрополитена сопровождает… Такая болтушка! – говорил князь, заметив хмурый взгляд Насти. – Взяла с меня слово, что я ей Рим покажу…

– Мы туда, между прочим, не по городу шастать едем! – добродушно заметил Никита, исполненный мужской солидарностью с товарищем. Как старший на целых три года, он упивался ролью мудрого и опытного наставника. – Насть, да не злись ты так! Ну, дело молодое… И перстень успокоился, глянь! – он показал потемневший почти непрозрачный камень.

– А я и не злюсь, – пожала плечами девушка. – Только что-то не нравится мне эта неизвестно откуда выскочившая… Лилечка, да? Уж больно ее много… «Зона бикини» ходячая! Тревожно как-то… И я никак не пойму, сколько же ей лет? Временами то ли свет так падает, то ли что, но она кажется намного старше… И злее!

– Эффектная телка, чего уж там, но мне она тоже что-то не нра! – и тут же получил от благовоспитанной девушки сначала по кумполу, а потом нежный поцелуй в щечку. Ведь ревность еще никто не отменял!

– Да ладно, ладно, мы тихо растворимся в аэропорту, как… как яд миледи в бокале Констанции Бонасье! Я все понимаю! – отшутился смутившийся Данила.

А Настя подумала: «Мы изучаем древние языки, расшифровываем античные тексты, читаем всякие умные книжки, а любим при этом романы Александра Дюма. Все вы, Милославские, дети, и нет между вами старца…»

Но избавиться от Лилии просто так не получилось: утром она вытянула из чересчур воспитанного кавалера адрес их римского отеля, совсем задурила ему голову и только после решила наконец-то уделить внимание своей делегации, продолжая при этом все время говорить.

А когда вещи уже были собраны, Никита, заглянув к Даниле, нашел на тумбочке забытый впопыхах листок бумаги, исписанный стремительным почерком…

Игрушечные улочки Венеции,

Гондола тихо скользит по воде,

И я никак не пойму: здесь венец ли

Самой красоты, или краше где

Найдется город? И я воочию

Смогу сравнить через никогда,

Что вправду есть? Только не очень-то

Верится… Небо, дворцы, вода,

И день, что в лучшие я пожалую,

И мимо, мимо, скорей, пока

Его, как бабочку небывалую,

К листу не приколет моя рука.