Перелет в Рим занял немного времени – и вот уже их везли по Вечному Городу, до которого дотянулась и дорога Насти с Никитой… Уже и памятник Виктору-Эммануилу II проехали. Настя с Никитой прилипли к окнам автобуса, но Данила этот величественный «грандиозо-монументо» пренебрежительно обозвал «челюстью»… Стоило сказать, и ребята покатились с хохоту: ну, точно – челюсть!
Замок Святого Ангела – бывшая гробница римского императора Адриана – показался простеньким, да и маленьким… Ну, чего от гробницы и ждать? Любящая оперу Настя вспомнила трагический финал «Тоски»: несчастная обезумевшая певица, невольная предательница возлюбленного, бросается в Тибр со стен этого замка… До Тибра надо было лететь на дельтаплане. Да и сама знаменитая река, вроде как италийский аналог нашей Волги-матушки, произвела убогое впечатление: «по камешкам, по камешкам чего-то там течет, поганка мутно-серая, воды наперечет». На водопровод ее разобрали, что ли?
Остановились в отеле на виа дель Кастро. Не самый центр, но и не задворки. Пока туда-сюда, наступил вечер.
В дверь номера Данилы, одевшегося «на выход», постучали: на пороге нарисовалась Лилечка. Распахнутый жемчужно-серый плащ, бледно-лиловое платье, огненные локоны, вызывающий раскрас точеного личика… Бедного князя явно брали в нешуточный оборот с матримониальными перспективами… Но Его Светлость эротический крючок не заглотил, памятуя о наставлениях друзей, и от общения отказался, сославшись на слабое здоровье и… хм… мигрень: чисто школьный приемчик, так от физ-ры отлынивать хорошо. Правильно Настя говорит: «дитё-дитём»!
Разочарованная дама вертелась в номере, хватая и разглядывая все, что попадалось под руку. Уходить не торопилась. Щебетала.
– А если Ваша мигрень пройдет, найдете для меня часок? А вы всегда болеете в костюме и галстуке? Ой, а что это за футлярчик прикольненький? Я всегда мечтала такой иметь… А там буквы или как их… Иероглифы? А это у вас фамильный перстень? Вы и в самом деле князь? Никогда настоящих князей не видела! Вокруг одни крокодилы! – Лиля была из породы тех дам-щебетуний, что небрежно роняют перлы наподобие: «я пью вино и одновременно красивая».
Данила со страдальческой миной наблюдал за ней, проклинал тот час, когда с деланной скромностью сообщил о своем благородном происхождении, но вдруг обратил внимание на то, что не сразу бросилось в глаза: дивной длины и стройности ноги имели несоразмерно огромные ступни, просто лыжи какие-то… Высокий рост Лилечки скрадывал этот недостаток, но все же…
«Номер ее ботинка был слишком велик и в точности передавался голосом», – вспомнилось парню, любившему русскую литературу. «Где я такое читал? У Мандельштама?» Голос Лили, и правда, совсем не годился для женского щебета: низкий, с изумительными бархатными переливами, – просто Аманда Лир, если бы все это акустическое совершенство периодически не срывалось на какой-то глухой лязг при смене регистров…
Раздался очередной стук: в дверях возник – шире проема – тщательно одетый умопомрачительный Никита. Костюм на нем сидел как влитой – Настя выбирала! – но в целом богатырь все равно выглядел смущенно и непривычно, словно его дали в нагрузку к светскому прикиду. Впрочем, «непривычно» не значит – «не органично»! Вдруг вылезло то, что еще Хранительница заметила давеча: порода. Поморщился украдкой от слишком резкого и очень «вечернего» аромата духов. Еще одна Лилина странность.
– Здрассьте. Ну, так мы идем? – спросил «свежий кавалер», на что Их Светлость сделали страшные глаза.
– Ой, а Даниил у нас болеет, мигрень! – шаляпински-задушевно пропела кружившая по комнате рыжекудрая фея, которой сильно не хватало лыжных палок.
– Так, аристократ хренов, быстро оделся и построился! Мы же договорились! – командирским голосом рявкнул мигом нашедшийся Никита, привыкший называть вещи своими именами. – Мигрень у него! Ты еще эту… как ее…