Позднее, при дознании, устроенном Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства, близкий к кружку Распутина и одновременно к департаменту полиции Манасевич-Мануйлов проговорился: «Время было такое, большое политическое брожение, и выдвигались фигуры реакционные. Распутин, между прочим, говорил о том, что группа Государственного совета усиливается правыми элементами и его толкают на то, чтобы провести несколько правых…
Председатель: Это Распутин говорил?
Мануйлов:…в Госсовет для того, чтобы усилить: но Распутин говорил – „Какого черта от них толку? Все равно – что право, что лево – папаша ничего не понимает“. Он все упирал на то, что царь не гож.
Председатель: То есть в связи с той мыслью, что Александра Федоровна должна стать Екатериной II?
Мануйлов: Несомненно, в тайниках души вопрос шел о регентше.
Председатель: О низвержении Николая II и о регентстве Александры Федоровны?
Мануйлов: Это чувствовалось. Он был очень ловкий человек и не договаривал»[375]
.Следы существования «Манифеста» подтвердил Н. Маклаков в показаниях Чрезвычайной следственной комиссии в кратком заявлении от 23 августа 1917 года. Датой представления проекта манифеста царю он назвал 19 или 20 декабря 1916 года. Маклаков вспоминал: «…после этого я писал еще письмо и проект Манифеста, и в памяти не осталось отчетливых следов всех этих документов в их подробностях». Запомним эти даты: 19 или 20 декабря 1916 года.
Между ними и 17 декабря, когда был убит Распутин, всего один-два дня.
В своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Родзянко напомнил детали атмосферы 1916 года: «Но определенно ходили слухи, и ко мне приезжали даже какие-то частные люди с заявлением о том, что они знают, что через шведское посольство Распутину передаются большие деньги из-за границы. Это я определенно помню. Я знаю, что все эти сведения доводились до сведения ген. Беляева, потому что он был во главе контрразведки»[376]
.Шведское посольство фигурирует здесь, видимо, не случайно. Наиболее безопасный путь в Россию из Германии лежал через эту нейтральную страну, которая была заинтересована в скорейшем мире двух воюющих стран.
Глава 22
Тайна последней встречи
Об охране, имевшейся у Распутина, помимо банковских соглядатаев и филеров МВД, имеются разнообразные сведения, однако персонально ее члены не назывались, за исключением документов полиции. В частности, Воронин выше упоминал: «Мне известно, что группа офицеров, жившая и бывавшая
в квартире Гюллинга, поставила себе задачу оберегать Распутина от дурного влияния на последнего Симановича, Мануйлова и др. с тем, чтобы направить деятельность Распутина на добрые дела»[377].В группу этих офицеров входили уже упомянутые Эльвенгрен, Пхакадзе, а также Езерский.
Единственное место, по данным наружного наблюдения полиции, кроме дворца Юсуповых, который посетил Распутин в вечер перед убийством, была квартира Гюллинга на Фонтанке, 54. Здесь, видимо, и разыгралась эта странная история с попыткой повторного самоубийства Пхакадзе, та, что на пять минут задержала Эльвенгрена, а сообщникам дала единственный, но очень важный шанс, которым они и воспользовались. Но в этом случае волей-неволей возникает вопрос о личности неудавшегося зятя Распутина и его роли не только в судьбе потенциального тестя, но и в планах заговорщиков. Отметим для себя одно важное обстоятельство: согласно данным прокурорского дела, Эльвенгрен проживал в доме по Троицкой улице (ныне Рубинштейна) в доме 15[378]
. Там же проживал и неудавшийся зять Распутина – Семен Иванович Пхакадзе[379].Уроженцы Петербурга знают этот специфический огромный многоквартирный дом. Он прошивает целый квартал, и его фасады выходят и на Фонтанку под номером 54, и на Троицкую улицу (ныне Рубинштейна) под номером 15–17. Тогда становятся понятными приведенные выше слова Воронина:
В дневнике наблюдения полиции мы находим адрес места последнего посещения Распутина 16 декабря 1916 года. Он приписан карандашом от руки, и это «Фонтанка, д. 54»[380]
.Кто же этот Гюллинг?
Был ли он известен полиции? Волей-неволей такой тип должен был заинтересовать следствие, ведь он мог располагать важными сведениями о намерениях жертвы перед убийством, планах Распутина на эту ночь и т. д.
Но в прокурорском деле его нет! Хотя прокурорам этим домом следовало бы заинтересоваться.
В оперативных данных, имевшихся у охранного отделения, сообщалось, что Гюллинг «40 лет. Уроженец Финляндии, родом из Гельсингфорса»[381]
, то есть из Хельсинки.Первая его зарегистрированная охранкой встреча с Распутиным относится к 29 июля 1916 года. Но визиты, как видно из документов полиции, были взаимными и очень частыми. Особенно интенсивно они происходили осенью: весь октябрь, ноябрь и, конечно, декабрь. 7 декабря Распутин сам наведывался к нему, а 8-го уже Гюллинг посещает фаворита[382]
.