Последняя треть темноты

— Ну, потому что… возвращаясь к эклерам, — Гантер усмехнулся, — все-таки для того чтобы… для того чтобы… совершить какое-то насилие, все равно должен быть ужасный… импульс… ужасное чувство… Разве бессознательность, так называемая бессознательность, освобождает человека от…

— Медик скажет, что у человека в мозгу происходят химические процессы, за которые он не может нести ответственность. А священник скажет, что этот человек охвачен бесом.

— Любой? Любой человек, бессознательно совершающий убийство, охвачен бесом?

Гантер встал из-за стола, открыл крышку чайника и взял графин с водой.

— Совершающий злодеяние?

— Да.

— Конечно.

— А если он в сознательном состоянии совершает злодеяние, то он…

— Тоже.

— Тоже?

— Конечно.

— То есть, любой, кто совершает злодеяние, охвачен бесом?

— Да.

Тут Гантеру пришлось усилием воли подавить смех и даже улыбку, ведь он пообещал Саше серьезно заняться выяснением вопроса, а если бы отец почувствовал неуважение к себе, он бы мигом пресек разговорчики.

— Но тот, кто способен сдержаться, — продолжал отец, кивая на чайник — мол, наливай уже, — тот молодец. Он укротил свою бесовскую природу. Он укротил беса внутри себя. Он способен сдержаться. Очень хорошо.

— Да, но ведь и тот, и другой имели импульс и дурную мысль, — Гантер неуверенно продвигался к тому, что интересовало Сашу.

— Да, но одно дело иметь дурную мысль, а другое дело — ее реализовать. Невменяемый человек не отвечает ни перед законом человеческим, ни перед законом Божьим. Он больной человек. Он невменяемый человек. — Отец любил повторять одно и то же по сто раз. Гантер считал, это потому, что он медленно соображает.

Чайник, наконец, был наполнен водой и включен. Гантер продолжал:

— А тебе вообще не кажется, что любой убийца невменяемый человек?

— Нет конечно.

— А разве нормальный человек совершит убийство?

— Конечно. Сколько угодно.

— Разве что имея практическую цель. Например, ограбление там какое-нибудь. Но если ему просто нравится убивать, и он при этом не считается ненормальным, разве его можно…

— Подожди. Большинство убийств совершаются с какой-то практической целью. Их совершают совершенно нормальные люди с целью извлечения для себя выгоды. Материальной или какой-то иной.

— А какой иной?

— Можно убить, например, из-за мести.

— Это тоже какая-то выгода для себя. А серийный убийца, например?

— А серийный убийца — ненормальный человек. Но ненормальные люди, убивающие из удовольствия, тоже делятся на две категории: на тех, кто осознают свои действия, понимают, что совершают преступление перед людьми и грех перед Богом — эти люди идут на пожизненную каторгу, по закону человеческому, и виновны, греховны перед Богом. Поэтому, кстати, в судебной практике, это четко разделяется. Экспертиза всегда пишет: страдает такими-то психическими заболеваниями, но действия свои осознает. И если эта фраза о том, что действия свои осознает, в решении экспертизы есть, то какой бы он ни был психически больной, он идет на пожизненное заключение. А вот если экспертиза говорит, что он невменяем…

— То он отправляется на принудительное лечение.

— Именно. И он будет выпущен из больницы, когда экспертиза решит, что он поправился. И о наказании речь не идет. Вообще.

Чайник вскипел, и Гантер посмотрел на него с раздражением.

— А какова, с точки зрения Церкви, тяжесть греха, если человек думает о чем-то ужасном?

Отец неожиданно надолго замолчал, и Гантер насторожился.

— Ну… — отец все еще как будто в чем-то сомневался.

— Ну вот если человек думает, что хочет кого-то убить, но не делает этого, но ему бы реально хотелось? И он желает кому-то смерти. Это насколько тяжелый грех?

— Тяжелый, — тяжело выдохнул отец, словно положил на стол перед собой и сыном какой-то страшный документ, открывающий семейные тайны.

— Ну, — не отставал Гантер…

— Нет. На самом деле, грехи не делятся по степени тяжести. Если бы ко мне пришел человек и сказал, что очень хочет убить своего соседа, но сдерживается и, вероятно, его не убьет, то я бы сказал ему: «Молодец. Это очень хорошо. Очень плохо, что ты хочешь его убить, что ты взращиваешь в сердце своем ненависть к ближнему своему и доходишь до фантазий, в которых убиваешь его, этим ты сильно разрушаешь собственную душу, вредишь себе, и ты перед Богом виновен, потому что лелеешь греховные мысли».

— А как насчет заповедей? Есть заповеди о мыслях?

— Дело в том, что христианство руководствуется двумя видами заповедей. Есть заповеди ветхозаветные. Ну вот эти, знаменитые заповеди, которые Бог прорек Моисею из горящего куста на Синайской горе. Не убей, не укради, не лжесвидетельствуй и так далее. Все эти ветхозаветные заповеди касаются только физических действий. Они не касаются помыслов.

— А «не возжелай жену ближнего своего»?

— Имеется в виду — не бери.

— А, то есть это не помыслы.

— Нет. Ветхий Завет вообще не касается помышлений человека. Совсем. По Ветхому Завету, человек может сто раз хотеть убить, но если он не убил, то он невиновен.

— Как интересно.