Последняя версия

— Ладно, верю. Прошу тебя, Костик, поторопись домой. Сегодня я на работу не пойду — получила разрешение. Кушать хочется — ужасно, а на кухне — будто все вымели. Впечатление — ты был не один, устроил застолье для другой женщины…

— Скоро приехать не обещаю — дела. Свари пару яиц, под морозилкой лежит колбаса…

Волин слушал семейные откровения с нескрываемым выражением удовольствия и радости, будто голодная жена и заботливый муж «работали» на его фирму, помогали ей загребать баснословные доходы.

Я осторожно положил трубку радиотелефона и вопросительно посмотрел на собеседника. «Пациент» готов, можете его препарировать, солить, мариновать, как вам будет угодно, господин владелец музыкальной мастерской.

— Все ваши условия либо выполнены, либо находятся в «работе». Что касается Костяка, твердо обещаю — разыщу.

Я молча поклонился.

— Молчание — знак согласия, не так ли? Но мне хочется услышать нечто более определенное. Вы будете работать в моей фирме?

— Буду.

— Вот это уже кое-что, — потирая руки, воскликнул Волин, но льдинки в его глазах не растаяли, наоборот — увеличились. — Стартовый оклад вам известен, его увеличение либо уменьшение — в прямой зависимости от ваших успехов…

— Мне хотелось бы узнать причины настойчивого переманивания меня из Росбетона. Согласитесь, одно дело — просто предложить, совсем другое — настаивать, пуская в ход не только слова…

— Что вы имеете в виду? — насторожился глава «крыши».

— Похищение супруги, — тихо, но предельно четко, проговорил я, опершись локтем на столик. — То, что похищение Светланы Афанасьевны либо организовано, либо санкционировано вами — никаких сомнений. Точно так же, как и дурацкое нападение на меня пьяных парней. И слежка вашей шестерки, не буду упоминать его имени. и попытка разбить мне череп, якобы, случайно сорвавшимся камнем…

Волин похрустел суставами пальцев, вынужденно посмеялся. Будто я своими обвинениями доставил ему невыразимое блаженство. Притворство, наигранность противны в любых случаях, лично у меня сейчас они вызвали приступ тошноты.

— То, что вы сейчас сказали, лишний раз подтверждает: в выборе нового своего сотрудника я не ошибся. Аналитический склад ума, умение сопоставлять разные факты и укладывать их в определенную систему — несомненное ваше достоинство. Действительно, нападение на ночной улице задумано и выполнено мной. Похищение вашей супруги, каюсь, тоже моя вина. А вот так называемая «слежка» — абсурд, оно — не мой метод. Ищите другого «автора»… Что до покушения — глупость, обижающая меня. Обещаю провести следствие по полной форме и наказать виновников, неважно — своих шестерок либо шестерок конкурентов.

Угроза разобраться и наказать организаторов и исполнителей слежки и покушения на мою персону высказана жестко и непримиримо. Не проверить, усомниться — невозможно.

И я поверил.

— Вам нужны мои извинения или обойдемся без них?

— Обойдемся, — скопировал я улыбку хозяина. — Мне страшно хочется узнать о своих правах и обязанностях…

— Прежде отметим новую вашу должность.

Волин легко поднялся, подошел к мощной тумбе, стоящей в углу кабинета, открыл её и выкатил столик на колесиках. На этот раз он был сервирован по «праздничной» программе: тонко нарезанная дорогая колбаса, салаты, рыба под маринадом, копченное мясо, фрукты. На нижней полке — коньяки, вина, водки.

Ловко, будто много лет проработал официантом, хозяин подкатил столик, манерным жестом пригласил меня отведать угощение. Рюмки наполнились коньяком, фужеры — шампанским.

— Давайте, дорогой Константин Сергеевич, выпьем за наше плодотворное сотрудничество. Взаимовыгодное, — выразительно подчеркнул он. — Такое, чтобы никогда мне не приходилось применять силовые методы, а вам искать нового хозяина.

Пришлось согласиться с предлагаемым тостом. Особенно, в части применения «силовых приемов», ибо повторного похищения Светки я просто не выдержу. Что касается меня — ради Бога, пусть нападают хоть киллеры, хоть алкаши, хоть бомжи — с»умею отбиться. Уже доказано итогами схватки на ночной улице и в приемной офиса Волина.

Выпили. Закусили. Волин плотоядно набросился на поросенка, разрывал его на части прямо руками, азартно жевал, отрыгивал. Наброшенный полог культуры и умения вести себя в обществе сполз с него, обнажая сущность хама и наглеца.

После третьей рюмки сделали небольшой перерыв. Небрежно швырнув на столик скомканную салфетку, Семен Аркадьевич приступил к главному: изложению моих обязанностей. Как я и предполагал, о «правах» речи не было, ибо они не существовали в природе.