Последняя война

— Соня, поди сюда,— сказал низким сильным голосом Кочура. Соня зашуршала палаткой, встала с усилием, подошла к столу, и пятна на ее лице стали еще заметней.— Прости, дочка, старого дурака... старого солдата.

— Я вас прощаю.

Наступило молчание, Дмитрий Васильевич полез в карман за кисетом, стал сворачивать цигарку, и слышно было, как он рвал полоску газетной бумаги, слышно, как из щепотки сыпанул табаку на оторванный листочек, как сплюнул табачную мелочь, прилипшую к губам, когда склеивал цигарку. Молчание было не тягостным, когда всем бывает неловко, а тем редким молчанием, когда у каждого от внезапной любви друг к другу комок подкатывает к горлу. Судьба не часто дарит человеку минуты такого молчания.

— Иди,— Кочура тронул прокуренными пальцами Сонину голову, темную кудрявую голову со спущенным платком.— Трибунала я не боюсь, Дмитрий Васильевич. Не знаю, кого поставить перед ним за Настю. Тут уже никакие слова, никакое прощение не поможет. Знает же Соня о Насте, та тоже не послушалась, отвезли рожать в деревню, уже на девятом месяце, а немцы повесили ее, дознались, что партизанка. Нет, дурочки, нарушают. И ты, Соня, тоже. А теперь извиняйся перед вами...— И сел Кочура за свой стол и тоже достал курево.

— Если у тебя все, начштаба,— сказал Емлютин,— тогда зови разведчиков, у меня срочное дело к ним, да вели приказ свой посрывать с дерев, документ ведь исторический, не дай бог пропадет и никто о нем знать не будет. Язык-то какой, язык!

Раз уж Емлютин засмеялся,— значит, все, значит, инцидент исчерпан, Кочура прощен и все забыто.

— Вот у кого, корреспондент, учись языку,— все же не смог не добавить Дмитрий Васильевич.

В землянку набились разведчики. Человек двенадцать. Разместились, замолчали. Скиба воинственно хохлился в углу, возле Сони.

_ Прошу, товарищи разведчики, принять к сведению, приказ свой начштаба отменил,— сказал Дмитрий Васильевич.— Этому Скибе за стрельбу я бы на месте командира дал наряд вне очереди. Теперь о Калмыковой. Если муж разрешит, отправим ее на Большую землю с первым самолетом.

— Она не полетит,— глухо отозвался Скиба.

— Ну, это мы еще посмотрим,— сказал Дмитрий Васильевич.— С этим все. Теперь у меня дело, срочное, задание фронта. Нужно пройти в Унечу, к немцам, в самое пекло. Задание опасное. На добровольца.

— У нас любой пойдет,— сказал командир разведчиков.

— Мне не любой нужен, мне нужен доброволец.

— Я пойду,— встал Иван Скиба. За ним еще двое поднялись.

— Иван, тебе нельзя,— сказал командир.

— Это как понимать? Мне нельзя? Ведь не я беременный, она.

— Заткнись,— сказал командир.

Соня умоляла глазами Ивана, но он не смотрел на нее, с вызовом держал поднятое лицо и твердил свое.

— Я должен, я за двоих буду, пока она не может.

— Не годишься,— сказал Дмитрий Васильевич.— Выдержки нет, загремишь сам и дело не сделаешь. Человек туда отправлен, но его нет, не вернулся. Повторяю, это опасно и сложно.

— У меня выдержки хватит,— не сдавался Скиба.

Тогда зашуршала палаткой Соня. Она прошла к столу, поглядела на Дмитрия Васильевича, на Кочуру, на ребят.

— Вы послушайте меня,— сказала Соня.— Не перебивайте. Пройти в Унечу парню нельзя, как вы хотите. Туда может пройти только женщина, девушка или подросток, но и тут риск очень большой. Нельзя посылать на смерть ни девушку, ни подростка, ни женщину... На риск. А мужчину — на прямую смерть.

— Поэтому я и спрашиваю добровольца,— не сдержался Дмитрий Васильевич.— Туда послана женщина, но она не вернулась. Подростков у меня нет. Спрашиваю Добровольцев.

— Я пойду,—опять вскочил Скиба.

•— Я же просила не перебивать меня, Ваня, ты сядь.—

Соня опустила глаза, стала собираться с мыслями, перебили, не дали договорить.— Риск для всех большой,— заговорила опять,— смертельный. Без риска пройду только я, больше никто.

— Дура! — крикнул Иван Скиба. Другие загалдели почти возмущенно.

— Посылай любого, и хватит,— сказал кто-то громко.

— Только я пройду без риска,— повторила Соня.

Дмитрий Васильевич молчал, Кочура молчал, но видно было, что Сонины слова задели и того, и другого одинаково. Как страшно и как просто верно. Да, Соня права. Но разве может пойти на это Дмитрий Васильевич или тот же Кочура, в особенности после такого своего приказа, после такого случая. И разведчики со своим командиром понимали, что Соня права. Молодая беременная женщина куда хочешь пройдет. Кто ее остановит, у кого вызовет она подозрение? Соня права. Да, она права. Но никто, ни один из присутствующих тут не мог вслух сказать эти слова. Все молчали. И это было другое молчание. Тяжелое, почти неразрешимое.

— Почему вы молчите? — с детским удивлением в глазах сказала Соня.— Вы же знаете, что я права.

— Да, мы знаем,— угрюмо сказал Дмитрий Васильевич,—но я не могу тебя, Калмыкова, послать на это задание.

Сказал, потом повернулся к начальнику штаба, на него вопросительно поглядел.

— Нет,— коротко ответил Кочура.

Тогда стоявший все время в некоторой растерянности Иван Скиба сказал:

— Соня права... Лучше бы она была не права. Но она права.

Он знал, что никто не осмелится первым сказать эти слова, и он сказал.