Последняя воля Нобеля

— Его нет по чисто техническим причинам, — пояснила Берит. — Для того чтобы получить такое разрешение, надо пробыть в Швеции безвыездно десять месяцев подряд. Джемаль какое-то время провел в Иордании — надо было помочь престарелым родителям: у них маленькая ферма в деревушке, которая называется Аль-Азрак-аш-Шамали. Однажды он уехал на год и два месяца. Правда, это было несколько лет назад. Он был одним из первых в списке на получение постоянного вида на жительство и получил бы его в начале года, если бы его не арестовали и не выдворили из страны.

— Но за что его держат в тюрьме? — спросила Анника. — Ведь никто всерьез не принимает эту гипотезу о «Новом джихаде».

— Не надо так думать, — сказала Берит. — За последние полгода я не слышала, чтобы кто-нибудь высказывал иные версии — даже шепотом.

— Но полиция отметает версию с «Новым джихадом», — сказала Анника.

Она придвинула стул ближе к Берит и наклонилась к подруге.

— Слушай. Дело обстоит так: женщина, стрелявшая в Визеля, фон Беринг и охранников, — американка, профессиональная убийца по кличке Кошечка. Она бежала к морю на мотоцикле по тропинкам вдоль Меларена, а затем на лодке перебралась в Латвию. Ее сообщник, с которым она бежала в лодке, был, по некоторым сведениям, бывшим американским военным моряком.

У Берит от удивления округлились глаза.

— Кошечка очень дорогая ловкая убийца, — продолжала Анника. — Тот, кто ее нанял, имел очень много денег.

— Должно быть, она все же совершила какие-то ошибки, иначе откуда бы ты все это знала?

— Да, она совершила несколько ошибок, — шепотом сказала Анника. — Во-первых, обронила на ступенях пристани одну туфлю с отпечатками своих пальцев. Потом с ней что-то случилось во время поездки на мотоцикле. Наверное, она сломала ногу, потому что в Юрмале, близ Риги, какой-то врач накладывал ей гипс. После этого она убила и врача, и своего сообщника.

— Золушка смерти, — сказала Берит.

Анника улыбнулась.

— Но как, черт возьми, они смогли сохранить это в тайне? — изумилась Берит. — И зачем К. все это тебе рассказал?

— Криминальная полиция и служба безопасности сотрудничают с зарубежными спецслужбами в расследовании этого дела, поэтому необходимость сохранения тайны перевешивает желание допустить утечку информации. Он рассказывает это мне, потому что у него есть средство заткнуть мне рот. Я же молчала на протяжении шести месяцев! Я не стала бы этого делать, если бы он разрешил мне копнуть поглубже.

— Но ты же рассказываешь мне…

— У меня есть обязательства только в отношении следствия, — сказала Анника, — и К. это известно. Но теперь я не в курсе того, что происходит. Через несколько часов я буду знать, вернусь ли на работу. Если да, то мне надо будет что-то писать. Если же меня уволят, то я все передам тебе.

— Спасибо, — сказала Берит, и в ее голосе вдруг просквозила безнадежная усталость.

Она откинулась на спинку стула и ущипнула себя за кончик носа.

— Насколько полиция в этом уверена? — спросила она. — Они сами все это предположили или у них есть факты?

— Показания свидетелей, — заговорила Анника. — У полиции есть отпечатки пальцев, им помогают зарубежные спецслужбы, у полиции есть данные, извлеченные из сотовых телефонов. Они проверили тексты сообщений, номера, использованные для вызова других номеров…

— Об этом можно говорить до бесконечности, — констатировала Берит, потянувшись за другой папкой. — Прослушивание телефонов и подслушивание — очень интересный аспект новой законодательной инициативы Министерства юстиции.

— Представляю, что об этом думает мой муж, — сказала Анника.

— Слушай. — Берит принялась читать: — «Значение термина „вовлечение“ следует трактовать в расширительном смысле, то есть не только в случае подозрения на совершенное противоправное действие. Это означает, что человек не обязательно должен быть предполагаемым виновником для того, чтобы его можно было считать лицом, совершившим преступление. Таким образом, достаточным для подозрения основанием считается возможная причастность лица к подготовке и планированию преступных действий».

Берит бросила лист себе на колени.

— И это означает?.. — спросила Анника.

— Это означает, что в будущем закон о терроризме можно будет нарушить, вообще ничего не делая, — ответила Берит. — Планирование или подготовка к совершению преступления уже есть нарушение закона, но теперь можно будет обвинить любого человека в терроризме на основании одного только подозрения в том, что он планировал какое-то преступление в будущем.

— Но это же полное сумасшествие, — сказала Анника, понимая, что проявляет излишний скепсис.

Не над этим ли законом работает сейчас Томас?

— Это дикий предрассудок, — поддержала Берит. — Полиция безопасности сможет теперь прослушивать разговоры и думать, замышляют ли люди что-нибудь дурное или способны ли они — что, конечно, является верхом объективности — задумать что-нибудь дурное в будущем.

— Но, может быть, это необходимость? — возразила Анника в слабой попытке обелить людей, принимающих решения. — Может быть, это необходимо ради защиты демократии?