Последняя воля Нобеля

Вспыхнули габаритные огни, когда Аннике наконец удалось открыть дверцу. Но при этом она уронила сумку, замочив ее содержимое.

— Твою мать! — выругалась она, едва не расплакавшись.

— Все равно приятно слышать твой голос, — усмехнулся К. — У меня есть картинка, которую я хочу тебе показать.

Анника наклонилась, чтобы вытащить из лужи бумажник, губную помаду, упаковку таблеток от головной боли и начатую пачку тампонов.

— Не знала, что ты увлекаешься живописью, — сказала Анника, бросив сумку на пассажирское сиденье.

— Это фотография одного человека, — сказал К. — Я хочу, чтобы ты на нее посмотрела. Может быть, узнаешь.

Она уселась за руль, закрыла дверцу и перевела дыхание.

— Господи, какой дождь. Льет как из ведра, — сказала она, упершись затылком в подголовник.

— Здесь, в Кунгсхольме, дождя нет, — сказал К. — Собственно, здесь вообще никогда их не бывает. Когда ты приедешь?

Большого движения на дороге не было, но из-за дождя Анника ехала до Стокгольма медленно и с трудом.

Нет никакого смысла выкладываться, подумала она. Это закончится хроническим стрессом и смертью от инфаркта. Она включила радио — сто четыре и семь — и принялась думать о Боссе.

В редакции ей надо быть к вечеру.

Андерс Шюман прислал ей СМС, где было сказано, что он хочет видеть ее в три часа. От одной мысли о предстоящей встрече у Анники все внутри начинало клокотать и бурлить.

«Ну что ж, если он хочет от меня откупиться, пусть раскрывает кошелек пошире», — подумала она.

Анника попыталась мыслить рационально, числами: за сколько она хочет продать свою работу? за какую сумму она согласится отказаться от работы, в которую вложила столько времени и сил?

Эбба Романова получила за это сто восемьдесят пять миллионов. Но даже такая астрономическая сумма не принесла ей покоя. Наверное, невозможно продать дело, которое было смыслом твоей жизни.

Господи, скорее бы наступило три часа, чтобы все это оказалось уже позади.

Она вдруг вспомнила, как одна американская миллионерша говорила в какой-то телепередаче: «Тот, кто утверждает, что счастье нельзя купить, просто не знает, где оно продается».

Ехавшая впереди машина тронулась и проехала два метра.

— Черт, как же ты промокла! — сказал К., когда она вошла в его кабинет. — Так ты переехала в свой пригород?

— Самую близкую парковку я нашла возле Пиперсгатан, — ответила Анника. — Вероятно, за последний час в Кунгсхольме катастрофически изменился климат.

К. посмотрел в окно, за которым лил дождь.

— Да, похоже на то, — сказал он. — Иди обсушись. Ты испортишь мой персидский ковер.

— Где картинка? — спросила Анника, упав в кресло.

К. дал ей фотографию, на которой был изображен молодой человек лет двадцати пяти. Он стоял на причале, на фоне большой яхты. Ветер разметал темные волосы. У загорелого молодого человека были ярко-синие глаза и очаровательная улыбка. Анника с трудом подавила желание улыбнуться в ответ.

— Красив, — сказала она. — И что с ним случилось?

— Ты его не узнаешь?

Анника принялась внимательно рассматривать фотографию. Это был поясной портрет, поэтому Аннике было трудно судить о росте и телосложении мужчины.

— Нет, пожалуй, не узнаю, — сказала она.

Она протерла глаза и снова всмотрелась в изображение.

Видела ли она когда-нибудь этого человека? Не было ли в нем чего-нибудь знакомого? Узнала бы она его, если бы столкнулась с ним на улице?

Она положила фотографию на колени.

— Полагаю, что это как-то связано с нобелевским банкетом?

К. в ответ тяжело вздохнул.

— Превосходно, мы, как всегда, переходим к вопросам, — сказал он. — Ты не припомнишь, где могла видеть этого парня?

Анника взяла фотографию и поднесла ее к глазам.

— Нет, — произнесла она после долгого молчания. — Нет. Я никогда не видела этого человека. — Она положила фотографию на стол. — Очень жаль, прости. Он мертв, не так ли?

— Замерз до смерти, — сказал К., беря со стола фотографию. — Он был найден мертвым в холодной комнате лабораторного корпуса Каролинского института утром в понедельник.

От ужаса по спине Анники пробежал холодок.

Замерз до смерти?

В мозгу вспыхнуло яркое воспоминание: замороженная компрессорная будка у железнодорожных путей, а внутри замерзающие насмерть люди.

— Как это получилось? — спросила она.

— Мы не знаем, — ответил К., пряча фотографию в ящик стола. — В этом деле нет признаков преступления, поэтому дело мы пока не возбудили. Дверь была отперта, а система аварийного выхода исправна.

— Так как же в таком случае это могло случиться? — тихо спросила Анника. — Какая там была температура? Долго ли он там пробыл? Почему не смог выбраться?

Она вспомнила холод в компрессорной, вспомнила, как холод колол иглами и резал ножами.

— Он имел какое-то отношение к нобелевскому банкету? — спросила она. — Какое?

— Всему свое время, — ответил К., вставая. — Мы подумаем о твоем участии в следующей викторине. Спасибо, что приехала.

Анника тоже встала, оставив лужи воды под ногами и на кресле.

— Как его звали? — спросила она.

— Юхан Изакссон, — ответил К.

Юхан Изакссон. У него впереди была вся жизнь.