Последняя заря

Прекраса произносила привычные слова призыва, и как никогда легко ей далось в этот раз слиться духом со стихией своих покровителей, таких щедрых и таких жестоких. Дух ее белой уткой нырнул в струи перевоза, и она ощущала его силу как свою. Так вот оно что… Вот как старым, умелым волхвам достается способность повелевать духами, почти не прилагая усилий. Для этого нужно немного. Всего лишь умереть. Всего лишь сделать шаг в Навь и протянуть к ней руки, как к доброй матери, оставив белый свет с его ненужными более радостями позади.

Мать-Вода! Государыня-Вода!
Не обмой-ка ты крутые берега,
А появись, покажись мне красной девицей,
Госпожой вод днепровских, Девой Улыбой…

Размеренными движениями расчесывая волосы, Прекраса повторяла слова призыва и не считала, сколько раз. Какой Дева Улыба выйдет к ней сегодня? Молодой красавицей? Белой уткой? Черной коровой? Бледной, как тающий снег, лошадью? Или тем страшилищем – полуобгоревшим трупом, соскочившим с погребального пылающего ложа?

Лошадь вдруг фыркнула, попятилась, так что Прекраса едва успела ухватиться одной рукой за повод и крепче сжать коленями ее бока. Возле лошадиной морды в воде показалось нечто… Сперва Прекраса решила, что это бревно, но тут же поняла – это тело. Утопленник.

Тело плыло лицом вниз. Вода бережно вынесла его ближе к Прекрасе, а потом перевернула.

Напрасно Прекраса думала, что ее ничто уже не может задеть и устрашить. Перед ней, наполовину погруженное в воду, было тело женщины средних лет. Лицо, совершенно ясное, без признаков разложения, только бледное, как береста… Это было лицо ее матери.

Прекраса закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Она не видела свою мать восемь лет, и та изменилась за это время – увяла, постарела, хотя следы былой миловидности еще сохранялись в чертах. Она была одета в белую смертную сряду, но голова ее была свободна от уборов, длинные светлые волосы плыли возле нее, рассекались по волнам и смешивались с ними. Глаза Гунноры были закрыты, но это не избавляло от впечатления, что она видит сквозь веки и смотрит на дочь, которая смотрит на нее. Зато рот был приоткрыт, и вода свободно втекала туда и вытекала обратно.

«Давненько ты не жаловала ко мне», – услышала Прекраса тот особый голос, который не звучит снаружи, а раздается сразу в мыслях.

Это Гуннора говорила с ней. Или та, что приняла ее облик.

– Я пришла к тебе… по нужде великой, – едва владея голосом, ответила Прекраса. Владычица перевоза все же нашла облик, способный потрясти ее еще сильнее, чем те, прежние. – Последнюю службу сослужи мне.

«Уж и последнюю!» – хохотнула берегиня, и дико было видеть, как одновременно с этими словами речная вода бьется мелкими волнами о приоткрытые бледные губы Гунноры.

Всякий сор кружился возле тела, неспешно уплывал по течению, но утопленница оставалась на прежнем месте, будто ее что-то держало.

– Я знаю, срок мой вышел… и пришел. Мало что мне еще нужно. Только чтобы сын мой… Он мал, а враги его сильны. Ельга-Поляница замуж идет. Она хоть и не юна, но и не старуха. Может еще детей иметь. Родятся у нее дети – не отдадут они моему сыну стол его законный. Помоги мне… эту беду избыть.

«А чем заплатишь?»

– Или мало я платила тебе? – в душе Прекрасы всколыхнулась ненависть. – Или мало ты у меня взяла, позволения не спрашивая? Детей моих двух тебе было мало? Ты за третьим приходила…

Прекраса запнулась, вспомнив ту ночь. Вода приходила и за третьим ее сыном, и забрала бы его, не окажись там Ельги. Ельга спасла ее последнего ребенка, а она хочет лишить ту возможности когда-нибудь взять на руки своего.

Но Прекраса отбросила эту мысль. Всего важнее – Святка. Чтобы никто не посягал на его жизнь, владения и права. Другие дети не нужны роду Ельга и Хрорика!

Вода хохотнула.

– Вот тебе дар мой! – Прекраса швырнула в воду белый гребень.

С плеском он упал, волны над ним сомкнулись… и понеслись дальше, будто и не было ничего. Не было этих восьми лет, когда она только и делала, что пряла судьбы.

– Ну а что сумеешь взять – пусть то в твоей воле будет, – добавила Прекраса. – Хороша эта плата. Лучше на свете нет.

Развернув лошадь, она шагом поехала к берегу.

«Будь по-твоему, – журчала вода под ногами лошади, и в голосе ее звучало сытое удовлетворение. – Две головы мне обещаны, две головы возьму…»

Две головы… Так вот их сколько должно было быть… Прекраса зажмурилась, вдруг представив, что эти двое детей, которым не суждено родиться и вырасти, сейчас выплывут прямо перед лошадиной мордой.

* * *

Первый отклик на просьбу пришел к ней на третий день. В полусне Прекраса ощутила, будто мимо лежанки пронеслось нечто холодное, повеяло запахом речной воды. С усилием вынырнув из сна, она села, потерла глаза. Огляделась и сразу заметила, что на полу возле лежанки валяется нечто маленькое, темное. Спустила ноги на овчину, наклонилась, всмотрелась…