Читаем Последняя жатва полностью

– «Новую технику – в надежные руки. Близится страдная пора. Во всех колхозах района механизаторы готовят к уборке свои агрегаты. От зари и до зари кипит работа на машинных дворах. Особенно старается молодежь. Она полна трудового энтузиазма поскорее выехать в поле и убрать урожай высокими темпами, не допуская потерь. Машинный парк нашего района, благодаря заботе партии и правительства, растет из года в год. Сейчас в настоящий момент в колхозы района прибывает немало различной новой уборочной техники. Правильно поступают руководители тех хозяйств, которые на новую технику ставят самых надежных механизаторов, показывающих образцы социалистического труда. В прошлом году, отвечая на призыв убрать хлеб в максимально сжатые сроки, по-комсомольски горячо взявшись за дело, на своем комбайне СК-4 я намолотил более девяти тысяч центнеров хлеба. В один из дней уборочной страды, благодаря рационализаторским приемам по методу Бочкарева, мной была достигнута рекордная цифра выработки: тысяча двести центнеров. Погодные условия этого лета требуют убирать еще быстрей, не считаясь со временем. Мы, молодые механизаторы, полны желания добиться еще больших показателей, чем в прошлом году. Для этого необходимо обеспечить нас соответствующими условиями. Мой комбайн СК-4 ввиду несовершенной конструкции и технических недостатков не позволяет развернуться в полную силу. На комбайне «Колос», который выделен колхозу, я даю обязательство ежедневно убирать не менее пятисот центнеров хлеба и вызываю всех механизаторов района по-боевому следовать моему примеру…»

– Подредактировать надо, – сказал черненький.

– Это мы отредактируем, пустяки. Главное, представляешь, как это можно развернуть? Пятьсот центнеров в день! Гудошникова в районе уже знают, в прошлом году он уже прогремел. Победитель весенних межрайонных соревнований пахарей, об этом мы тоже писали. Вся молодежь за ним потянется. Это обращение можно сделать запальной искрой для соревнования во всем районе!

По коридору мимо двери прошел низенький седоватый человек в больших выпуклых очках.

– Сергей Филиппович, редактор! – Гущин схватил листки, другой рукой – Володьку под локоть. – Пошли к нему.

Редактор стоял за широким столом, протирал платком очки. Под стеклами глаза его были круглыми, как у совы, а без стекол – маленькими, подслеповато-сощуренными. Ростом Володька был чуть не вдвое выше его.

– Сергей Филиппович, интересное дело! – громко, с порога заговорил Гущин, подталкивая впереди себя Володьку. – Здравствуйте! Это из колхоза «Сила» Гудошников Владимир, механизатор, мы писали о нем, помните – рекордист на уборке прошлого года, победитель межрайонного соревнования пахарей… А сейчас у него замечательная инициатива! По собственному почину он хочет выступить с призывом ко всем комбайнерам района давать ежедневно по пятьсот центнеров намолота!

Редактор надел очки и опять стал похож на старую сову. Воодушевленную речь Гущина он прослушал с бесстрастным выражением лица. Не говоря ни слова, он протянул руку к листкам и стоя принялся читать.

– Вы садитесь, – кивнул он Володьке на стул, не отрываясь от чтения.

Зазвонил телефон. Редактор, все так же не отводя от листков глаз, поднял трубку.

– Да, Скакунов. Да. Да. По этому колхозу мы уже давали, покажем теперь другой. Что ж все одних хвалить, хороших людей в районе много…

Он положил трубку, дочитал листки, вернулся к первому и опять прочитал все до конца. Посмотрел на Володьку – совиными глазами, а зорко, точно что-то прощупывая в нем.

– Так что с комбайном, тебе его дали или нет?

– Там написано… – кивнул Володька на бумажки.

– А я вот прочитал – и непонятно.

– Чего ж непонятно, написано – выделен…

– Значит, комбайна в колхозе еще нет?

– Пока нет. Скоро будет.

– Так кто на нем будет работать – ты или кто?

– Кого назначат.

– Вон как! И комбайна еще нет, и неизвестно, кого назначат, а ты уже слово даешь, обращение пишешь. Тебе что – «Колос» хочется? – напрямую спросил редактор.

Володька потупился. На стул он не сел, остался стоять, и в таком положении, столбом посреди кабинета, ему стало вдруг крайне неловко и неуютно. Маленький редактор с первого мгновения не понравился ему, а сейчас был и совсем противен – со своим двухаршинным росточком, чистенькими ручками, которыми он держал Володькины листки, щупающим взглядом, с этой своей въедливостью, которая была в его вопросах. Володька всегда терпеть не мог очкариков. Они казались ему людьми какой-то другой породы, против которой все его естество само собой, без всякой причины, сразу же настраивалось враждебно. Вгоняло в смущение еще и то, что он врал, говоря, что не знает, кому отдан «Колос». Еще с того вечера, когда на машинном дворе состоялось собрание, он знал, что за «Колосом» Илья Иванович посылает Махоткина. Ну, а кто принимает машину, тот, естественно, и работает на ней.

– Сергей Филиппович, я пойду, – сказал худой парень, подаваясь к двери. – Там с версткой не все в порядке, надо еще раз строки просчитать…

Худой просто сбегал, бросая Володьку одного.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза