Последняя жатва

– Как? Я тебя на настоящее дело наталкиваю. На то, что сейчас нам в районе действительно нужно. А это вот свое сочинение – ты с потолка написал. Фантазия все, полет воображения. Просто тебе новый «Колос» спать не дает. И пятисот центнеров за день намолотить нельзя. Даже «Колосом». Хлеба такого в этом году нет.

Володька потоптался, злыми глазами пронзая маленького очкастого редактора.

17

Когда за Володькой закрылась дверь, редактор еще раз полистал его писанину, подумал над ней и, хотя был известен как человек неулыбчивый, хмурый, широко усмехнулся, во все свое исчерченное резкими складками лицо. Более того, даже рассмеялся коротким, похожим на сухой кашель смешком.

Ему стало ясно, что Володька совсем не простак, каким он посчитал его поначалу, поступок его не такой уж наивный, за ним – целая обдуманная стратегия, хитрый расчет. Конечно, проверить нельзя, это только догадка, предположение, но редактор был опытен, и чутье ему подсказывало, что он не ошибается. Нет, совсем не беспочвенны были надежды этого дюжего колхозного парня, что в редакции его заметке дадут ход…

С Василием Федоровичем, председателем «Силы», у редактора много лет были неизменно хорошие, добрые отношения, но месяца два назад они, как говорится, «поцапались», и с тех пор, когда встречались, хотя и здоровались, и разговаривали, но – холодновато, натянуто, без прежней дружеской близости. Поводом послужила колонка «На контроле – производство молока», которая появлялась в газете из номера в номер. Весной из-за трудностей с кормами районное животноводство сбавило свои цифры, и колонке решили придать более острую, «действенную» форму: разделили ее на два столбца – «Идут впереди» и «Позорно отстают».

С молоком в «Силе» последние годы обстояло неплохо – и приличные надои на каждую корову, и высокая цифра ежедневной сдачи на государственный заготовительный пункт. Василий Федорович строил широкие планы на будущее, и прежде всего – улучшить породность стада. А то что же это за производительность, всего по полторы-две тысячи литров молока в год от коровы. Три, четыре, пять тысяч – вот какие должны быть надои. Неужели так уж хитро достичь таких цифр? К нынешнему лету, чтоб по первому же теплу вывести скот на пастбище, иметь солидный запас сочных зеленых кормов, Василий Федорович засеял травой большие площади. Но сухая весна перечеркнула его расчеты и ожидания. Выгонять на пастбища скот было бессмысленно, ничего не мог он там защипнуть. Дойное стадо тянуло на зимних запасах – на запаренной соломе, остатках силоса. Скот стал заметно худеть, надои неудержимо покатились вниз, и в один из дней Василий Федорович увидел свой колхоз в графе «Позорно отстают». За просто «Отстают» он бы не обиделся, это было действительно так, он сам с сокрушенным сердцем подписывал для райкома и райсельхозуправления эти невеселые ежедневные сводки. Но – «позорно»!

Скакунову, редактору, лучше было бы в этот день объехать «Силу» стороной, но он, не предвидя, что его ожидает, завернул на своем «козле» в Бобылевку.

Василий Федорович стоял с колхозниками у правления. Кормодобывающая бригада отправлялась на машинах в соседний район, на Битюг, подкосить там хоть сколько-нибудь травы среди приречных кустарников и на лужках местного лесхоза, – выпросил Василий Федорович эту подмогу «Силе»; колхозные машины должны были вот-вот подойти, и он давал последние указания людям.

Завидев подъезжающего редактора, он тут же отделился от толпы и пошел на Скакунова – не к нему пошел, а на него, именно так, рослый, отяжеленно-грузный от своей сердечной болезни, с отечными голубоватыми подпухлостями под плазами, шаркая по пыли войлочными тапочками.

– Что ж это вы нас срамить вздумали, позор на нас возводить? – не здороваясь, заговорил он с нешуточной обидой. – За что позор? Позор – если человек лодырь, бездельник, пьянчуга… А доярки наши затемно каждое утро встают. Семей своих не видят. Подоят – и не домой, к детишкам, а с косами, серпами по ложкам, яркам, – хоть щепоть свежей травы сыскать, коровушкам своим подкинуть. За это им – позор? Это беда, стихийное бедствие, вот оно – солнце, – ткнул он ввысь рукой, – жжет, как в аду, и ему не прикажешь… Вы там, в кабинете, черкнули перышком, а не подумали, что это как в лицо нашим женщинам плюнуть. Пришла газетка – они в слезы. С каким они настроением теперь на ферму пойдут? И пойдут ли? Не уверен. Могут завтра и не выйти, все, поголовно. И вот, как председатель, говорю – полное у них на это право. И уж если так случится, – надвинулся Василий Федорович на Скакунова, – тогда я всю вашу редакцию на ферму силком притащу. Кормите, поите, поднимайте удои! На своей шкуре испытайте, каково это в такую весну хотя бы такие удои удержать, позор это или слава…

Редактор смутился. Возражать было невозможно. Оставалось только согласиться, что в своем стремлении призвать, подтолкнуть районных животноводов газета действительно перехлестнула, не проявила должного такта.