– Ловцы – хорошие ребята, если к ним правильно относишься, но я бы не пошел в их лагерь в субботу вечером в самый сезон. Тут попадаются совсем дикие парни с собаками и дубинами, которые не любят посторонних. Вашей жене нравится здесь? Тут много работы для женщин в городе и на фермах, если у вас есть такая потребность.
– Моя жена не работает.
Джем заметил по выражению лица собеседника, что задел его за живое.
– Работаешь не жалея себя, чтобы у них было все необходимое, а они так и норовят своевольничать за твоей спиной. Вот взяла сироту с этого поезда. Одному Богу известно зачем…
– А я только что получил письмо от невесты, она жалуется, что уделяю ей мало времени, но мужчина должен чего-то добиться в этой жизни, пока молод, вы с этим согласны?
Джем понимал, что не следует говорить о таких вещах с незнакомцем, но он так вымотался за этот день, что ему захотелось с кем-то поделиться наболевшим.
– Именно так, – кивнул торговец. – Мой вам совет, сэр, не обременяйте себя семьей, пока это возможно. Иначе придется тащить весь этот груз семейных проблем, выслушивать претензии. Еще виски? – спросил он, поднимаясь с пустым стаканом.
Улыбнувшись, Джем отказался:
– Спасибо, мне нужно возвращаться домой, а то Марта отчитает меня за то, что не пришел вовремя и ужин остыл. Рад был познакомиться с вами, Слингер. Это маленький городок, еще увидимся.
Англичанин кивнул и, отвернувшись, уставился на огонь, полыхающий в камине. «Несчастный парень, – подумал Джем, – так натерпелся от жены-мегеры, что вынужден тут засиживаться допоздна. С этой парой лучше дел не иметь».
«Некоторым достается все, – размышлял Эбен, когда, шатаясь, возвращался домой по Ист-стрит. – У этого Бейли, судя по отлично сшитому костюму, все идет как надо. У него, надо полагать, хорошо оплачиваемая должность на каком-нибудь большом лесопильном заводе, дом и домработница. Здесь Бейли явно сопутствует успех, в то время как я все еще скитаюсь в поисках удачи. Несправедливо, что шотландцу все так легко дается. Как он смог так преуспеть за столь короткое время? Он, должно быть, завязал нужные знакомства, но как и мне сделать то же самое?»
Поднимаясь по лестнице к крыльцу, Эбен увидел свое старое пальто, вывешенное на веревке. Он его снял, рассудив, что кто-нибудь может стащить его вместе со всеми инструментами, лучшей трубкой и тайным запасом, спрятанным за подкладкой. Эта женщина, видно, не понимает, что оно ему служит и рабочим кабинетом, и сейфом, и маскировкой. Но если он ей об этом скажет, она, чего доброго, начнет его обшаривать и потихоньку таскать жемчуг для собственных нужд.
«Не горячись! – осадил он сам себя. – Привлечешь ее внимание к нему, и в ней проснется любопытство, но если притвориться безразличным, все останется в тайне». Эбен открыл дверь. В доме было темно – слава Богу, обе они уже легли спать. Завтра он двинется дальше по реке и посмотрит, чем можно там разжиться. Снова две женщины в его доме – это выше его сил!
Грета решила немного подработать. Она слышала, что в отелях можно взять белье в стирку: простыни приносили на дом и потом забирали, и она обратилась в гостиницы и пансионы, предлагая свои услуги. Платили за это немного, но все же это был бы хоть какой-то заработок. Они вдвоем с Родабель могли бы вываривать, стирать и гладить белье, как когда-то это делали Грета с матерью. Кроме того, она побывала в трех ювелирных магазинах, чтобы узнать, не нужен ли им наборщик жемчуга на нить, при этом она ссылалась на свой опыт, полученный в Йорке. А еще она дала объявление в местной газете о поиске надомной работы. К ней проявляли вежливый интерес, но предложений не делали. Никто не мог доверить свой дорогостоящий жемчуг надомнице, а свободных мест в магазинах не было. К сожалению, пока ей не удавалось применить с пользой свои умения.
К радости Греты, Родабель оказалась трудолюбивой и услужливой девочкой. Ее появление в доме стало настоящим благословением. Она рассказывала о своей жизни в сиротском приюте и как однажды ей велели собирать свои вещи, а потом на поезде она отправилась на поиски нового дома. Эбен делал вид, что ее не существует, но Родабель привыкла быть незаметной и, похоже, не обижалась, когда он выгонял ее из комнаты, будучи сильно пьяным.
Эбен сетовал на сырость во всем доме из-за стирки, его злили развешенные на веревках простыни и корзины со стопками отглаженного белья, ожидающего, когда за ними придут. Он ни разу не похвалил их за усердие, а только недовольно ворчал, злясь на беспорядок в комнатах.
Руки Греты покраснели и распухли, а ведь ее мать занималась этим годами и никогда не жаловалась. С особым удовольствием она стирала и гладила детское белье и крахмалила рубашки, аккуратно обращаясь со сборками и тонкими хлопковыми вещами. Они напоминали ей о ее красивом свадебном наряде и платье Китти. Придется ли ей когда-нибудь снова носить что-нибудь подобное?
Она когда-то так хотела создать крепкую семью с Эбеном, но в итоге получила свою нынешнюю странную жизнь. Но что теперь об этом сожалеть?