Последняя женщина

Франсуа проснулся. Яркое утреннее солнце заливало каморку. Никогда прежде он не испытывал такого облегчения. Это всего лишь сон! Было такое ощущение, будто тяжелый камень, который он носил с собой, свалился с плеч. "Может, и впрямь дела пойдут на лад", — вспомнив примету, подумал он.

Всю эту историю он рассказал своему новому знакомому, с которым встретился в трактире, куда заглянул перекусить на другой день. Работы после обеда не было, и Франсуа не мог отказать себе в удовольствии выпить бутылочку славного бургундского из местечка Шаньи, что в десяти верстах отсюда. Знакомый, который оказался из той же деревни, откуда родом были родители Франсуа, приехал в город на заработки и чуть было не попался вербовщикам, правдой и неправдой набиравшим рекрутов.

Самое время было срочно подаваться домой, от греха подальше, но тут Франсуа предложил ему уехать с ним завтра, благо подневольство заканчивалось, а с его охранной грамотой им обоим ничего не страшно. Тот сразу же согласился. Парень оказался славным малым, и уже через час они хохотали, вспоминая разные истории, которые становились известными во всех окрестных деревнях задолго до того, как заканчивались.

Неожиданно дверь в трактире распахнулась, и на пороге появился сержант с солдатами. "Всем на площадь! — раздался его зычный голос. — Живо собирайтесь, оборванцы! Сегодня объявлена казнь. Всем надлежит быть там".

— Держись меня, — прошептал Франсуа, и они быстро выбрались из душного подвала.

Друзья добрались до площади, когда она уже была запружена людьми. Пока Франсуа с приятелем пробирался вперед под брань и тычки окружающих, глашатай зачитал приговор. Услышав слова "Да будет так!", друзья оказались в первом ряду зевак.

Прямо перед ними на возвышении стоял привязанный к столбу человек. Вязанки хвороста с сухими осенними листьями были сложены у его ног. Человек был завернут в красное полотнище с головы до колен. Ниже висел обрывок какой-то ткани, из-под которой торчали порванные башмаки. Только узкая прорезь для глаз выдавала, что под всем этим человек. Но из толпы глаз видно не было.

— Проклятая ведьма, — услышал Франсуа позади себя.

— Из-за такой у Ларсена-старшего родилось двое уродов, — добавил кто-то.

Глашатай поднял руку. Все замолчали.

— Есть ли желающий искупить свои грехи и очиститься от скверны житейской? — прокричал он. — Кто хочет начать новую жизнь во благо своей семьи и во славу Господа нашего? — Голос прорезал воцарившуюся тишину. — Кто свершит зажжение святого огня, освободив нас от мерзостей сатаны?

Франсуа вдруг вспомнил все упреки кюре, гнев и нежелание священника сочетать его брачными узами с любимой якобы из-за его грехов, и внезапно в голову пришла дерзкая мысль. Если он сейчас сделает это, то искупит все грехи и у кюре не будет никаких причин отказать ему. Не пойдет же святой отец против церкви. У Франсуа перехватило дух. Само провидение привело его сюда.

Какая-то неведомая сила вытолкнула его из толпы. Он не помнил, как ему сунули факел, как затрещал хворост и пламя охватило одежду еретички.

Первой стало обгорать легкое полотнище. Языки пламени охватили всю фигуру и резким порывом ветра ткань сорвало с приговоренной. Люди увидели лицо. Рот у женщины был завязан, чтобы не вводить в искушение собравшихся.

— Не-е-е-ет! — закричал Франсуа.

Толпа с гулом отхлынула от него.

— Не-е-е-ет!

Люди долго не решались подойти к рухнувшему наземь мужчине…

Так он сжег свою Эльзу.

"Она видела меня. Она видела каждый мой шаг к ней. Видела, как я наклонился и поднял факел. Смотрела в мои глаза…" Вспомнил он и ее слова той ночью.

Его новый знакомый и слуга вместе с хозяином, навалившись, прижали его к полу. Мокрый от пота и сильной боли, Франсуа открыл глаза.

— Ну, если бы я не знал, кто ты, то давно бы… — зло проговорил хозяин, видя, что тот пришел в себя.

— Ты так кричал во сне, что мне стало не по себе, — сказал здоровенный половой, все еще держа его за руку, будто опа-

саясь нового припадка.

"Так я и не просыпался", — мелькнуло в голове.

— Да-а, — протянул его вчерашний друг. — Время-то обеденное, пошли, что ли, спустимся в трактир.

Через десять минут они уже весело разговаривали, вспоминая утреннюю сцену. Но неприятный осадок от сна у Франсуа остался.

Неожиданно дверь в трактире распахнулась, и на пороге появился сержант с солдатами. "Всем на площадь! — раздался его зычный голос. — Живо собирайтесь, оборванцы! Сегодня объявлена казнь. Всем надлежит быть там".

Франсуа, опрокинув стол, в ужасе бросился наружу.

— Держите его! — закричал сержант, явно понимая, что на площади того не дождаться.

— У меня грамота! У меня грамота! — завопил Франсуа, размахивая листом бумаги. Мне нужно быть у епископа!

Повертев на всякий случай бумагу в руках и явно не желая обнаружить свое невежество, сержант раздраженно скомандовал:

— Отпустите его. Проваливай!

Никогда в жизни Франсуа так не гнал лошадей.

Только на следующий день он узнал, что случилось.

Ничего не говоря родителям, Франсуа слег, быстро зачах и на пятый день умер.