Я оборвала себя, хотя собиралась обвинить Дмитрия в том, что он-то продолжает казнить себя. Вот только… больше он этого не делал. Испытывал ли он чувство вины за то, что творил, когда был стригоем? Уверена, что да. Соня тоже признавалась в этом. Однако где-то в процессе нашего путешествия он снова обрел контроль над своей жизнью, понемножечку, шаг за шагом. Соня говорила мне об этом, но только сейчас я поняла по-настоящему.
– Когда? – спросила я. – Когда все изменилось? Когда ты понял, что можешь продолжать жить… даже со всем этим чувством вины?
– Точно не знаю. – Если вопрос и удивил его, он не подал вида. Его взгляд был прикован ко мне, но на самом деле он не смотрел на меня. Он обдумывал мой вопрос. – Понемногу, знаешь ли. Когда Лисса и Эйб заговорили со мной о том, чтобы вызволить тебя из тюрьмы, я согласился просто потому, что она попросила. Однако чем больше я думал об этом, тем острее ощущал, что в моем согласии было и что-то личное. Мысль о том, что ты заперта в камере, отрезана от мира, была невыносима. Это ведь несправедливо и неправильно. Никто не должен жить так. А потом до меня дошло, что именно это я и делаю – только по собственному выбору. Отрезаю себя от мира чувством вины и самобичевания. Мне подарен второй шанс жить, а я отказываюсь от него.
В голове у меня по-прежнему царила неразбериха, взрывоопасная смесь гнева и печали, но, внимая его исповеди, я почти отрешилась от своих переживаний. Услышать, как он изливает свое сердце… Это была редчайшая возможность!
– Я уже рассказывал тебе об этом. О том, что поставил перед собой цель – научиться ценить мелочи жизни. И чем дольше продолжалось наше путешествие, тем отчетливее становились воспоминания о том, кто я такой. Не просто боец. Сражаться легко. Имеет значение – за что мы сражаемся, и той ночью в проулке с Донованом… – Он содрогнулся. – Это был момент, когда я мог превратиться в человека, сражающегося просто ради бессмысленного убийства, – но ты помогла мне отойти от этой черты, Роза. Это был поворотный пункт. Ты спасла меня… как перед тем спасла Лисса. Я понял – чтобы избавиться от своего стригойского прошлого, я должен стать тем, кем они не являются. Должен принять то, что они отвергают: красоту, любовь, честь.
Я как бы раздвоилась. Одна «я» очень радовалась. Слышать, как он говорит все это… понимать, что он сражается со своими демонами и близок к победе… В общем, я чуть не расплакалась от счастья. Именно этого я так долго желала ему! Одновременно его слова напомнили мне о том, как низко пала я сама. Печаль и жалость к себе снова взяли надо мной верх.
– Тогда ты должен меня понимать, – с горечью произнесла я. – Ты только что сказал: честь, вот что имеет значение. Согласна. Но я потеряла свою. Потеряла на той парковке, где убила невинного человека.
– А я убивал их сотнями, – ответил он. – И гораздо менее невинных, чем Виктор Дашков.
– Но есть же разница! Ты ничего не мог с собой поделать, – опять взорвалась я. – Почему ты снова и снова твердишь одно и то же?
– Потому что ты не въезжаешь! Ты тоже ничего не могла с собой поделать! – Его терпение дало трещину. – Испытывай чувство вины. Печалься из-за того, что случилось. Но двигайся вперед. Не позволяй этим чувствам уничтожить себя. Прости себя.
Я вскочила, и это движение застало его врасплох. Наклонилась, чуть не касаясь его лица.
– Простить себя? И ты хочешь этого? Именно ты, из всех людей?
Казалось, ему трудно говорить; возможно, это было как-то связано с моей близостью. Он просто кивнул.
– Тогда ответь мне. Ты говоришь, что оставил позади чувство вины, решил получать удовольствие от жизни и все такое. Я понимаю это. Но неужели ты и впрямь простил себя, в сердце своем? Я говорила, что давным-давно простила тебя за все, что было в Сибири. А ты сделал это?
– Я просто сказал…
– Нет, это не одно и то же. Ты советуешь мне простить себя и двигаться вперед, но сам этого не сделал. Ты лицемеришь, товарищ. Мы оба либо виновны, либо нет. Выбирай.
Он тоже поднялся, глядя на меня с высоты своего роста.
– Все не так просто.
Я с вызывающим видом скрестила на груди руки.
– Все именно так просто. Мы с тобой одинаковые. Даже Соня это подтверждает. Мы всегда были одинаковые и сейчас ведем себя одинаково тупо. Предъявляем к себе более высокие требования, чем все остальные.
Дмитрий нахмурился.
– Я… Соня? При чем тут Соня?
– Она говорит, у нас очень похожие ауры, которые сияют, когда мы рядом. Она говорит, это означает, что ты по-прежнему любишь меня, и мы по-прежнему созвучны, и… – Я вздохнула и отвернулась. – Ну, не знаю. Не следовало говорить об этом. Нельзя так уж доверять всем этим рассуждениям об ауре, исходящим от полубезумного пользователя магии духа.
Я отошла к окну и прислонилась лбом к прохладному стеклу, стараясь решить, что делать.
«Прости себя».