Последняя жертва

Через час Доминик уже стоял у ее дверей, не зная, что сказать. Он решил просто вверить себя ее милосердию. Потом, увидев, как искренне он раскаивается, она обязательно впустит его в дом, покажет ему его сына, и они начнут заново строить свою жизнь как одна семья.

Он постучался, и, когда дверь приоткрылась и Одри выглянула в щель, Доминику показалось, что у него сейчас подломятся ноги. Он улыбнулся ей — но улыбка осталась без ответа.

— Non! — крикнула Одри в панике от его появления. — Éloigne-toi de moi[35].

Она захлопнула и заперла дверь прежде, чем он успел хотя бы ступить на порог.

— Одри, прошу тебя, я просто хочу поговорить.

— Убирайся, — отозвалась она. — Оставь нас в покое.

«Нас», — подумал Доминик. Все, что отделяло его от его сына, — это дверь и упрямство Одри.

— Я просто хочу объяснить. Там, во Франции, я не мог мыслить ясно. Мысль о том, чтобы потерять тебя из-за Батиста, была невыносима, поэтому я сделал то, что сделал. Ты должна меня простить.

— Я звоню в полицию, — крикнула Одри.

Доминик напрягся всем телом, услышав в квартире младенческий плач, — он был так мучительно близок к тому, чтобы увидеть своего сына. Бросился к окну квартиры и сквозь матовое стекло смог едва-едва различить луч света, пробивавшийся в дверной проем. Снова постучал в дверь, и, когда Одри не ответила, начал колотить по двери ладонями, потом кулаками. Он чувствовал, как закаленное стекло дрожит в раме. В крайнем случае он мог его разбить.

В конце концов входная дверь отворилась, и Доминик на какое-то время лишился слов, снова превратившись в тихого маленького мальчика, напуганного яростью матери.

— Как ты меня нашел? — спросила Одри.

— Все, что имеет значение, — я здесь, — ответил он. — То, что я сделал… я знаю, что это неправильно, но я сделал это ради нас.

— Не лги себе, — возразила Одри, окидывая взглядом улицу за его спиной. — Ты сделал это из-за поврежденной психики. Потому что в глубине души ты плохой, сломанный человек.

— Это не так, клянусь тебе. Я просто хочу увидеть нашего малыша. Я и так уже лишился очень многого. Это нечестно.

— Ты — ревнивый манипулятор, и я тебя даже близко к нему не подпущу.

— Я изменился, честное слово, — умолял Доминик. — Просто позволь мне доказать это.

— Нет.

— Ты должна! — закричал он и ударил ладонями по двери — снова и снова.

Неожиданно у него за спиной возникли двое полицейских в форме — женщина и мужчина. Доминик почувствовал облегчение: теперь ему нужно было лишь убедить их в том, что он действует из лучших побуждений, и тогда они уговорят Одри поверить ему.

— Отойдите от двери, — приказала женщина-офицер.

— Я рад, что вы здесь, — сказал Доминик. — Мне нужно, чтобы вы заставили мою невесту позволить мне увидеться с нашим сыном.

— Он мне не жених, и он преследует меня и моего ребенка, — возразила Одри.

— Сэр, я просила вас отойти назад. И не буду повторять дважды, — произнесла женщина суровым тоном.

— Я не сделаю ей ничего плохого, не сделаю ничего плохого никому из них.

— Он уже вел себя со мной агрессивно в прошлом, — вмешалась Одри. — Он сломал мне запястье и слал мне угрожающие сообщения. Я могу показать вам. Я сохранила их у себя в телефоне.

— Но я посылал их в гневе, — запротестовал Доминик. — Были и добрые сообщения. Я писал ей, как сильно ее люблю…

Но, взглянув на мрачное лицо женщины-офицера, он сразу понял, чью сторону она приняла. И повернулся к ее напарнику.

— Я просто пытаюсь увидеть своего ребенка. Вы же понимаете, правда?

— Делай, что сказано, приятель, — отозвался тот несколько менее враждебно, чем она.

Доминик беспомощно смотрел, как женщина-офицер провожает Одри до квартиры, где они и задержались на некоторое время. На ее наплечной нашивке красовался номер AI4117, и Доминик запомнил его, намереваясь позже подать жалобу на эту женщину. Он расхаживал туда-сюда и дважды подходил к двери, но полицейский оба раза преграждал ему путь.

— Лучше оставайся здесь, — сказал констебль. — Советую тебе ради твоего собственного блага, понимаешь?

Доминик неохотно кивнул, но потом встревожился, когда Одри появилась снова, неся чемодан. Она даже не стала смотреть на Доминика, а сразу направилась к дороге, где был припаркован ее старый «Мерседес». Женщина-полицейский шла за ней, неся Этьена в детском автокресле. Доминик был загипнотизирован видом своего сына в свете уличных фонарей — белокурые волнистые волосы, закрытые глаза и красный шерстяной кардиган. Ребенка, который мог стереть все плохое, что когда-либо случалось в жизни Доминика, — все принятые им ужасные решения, всех, кто его когда-либо отвергал, — снова уносили прочь.

С него было достаточно. Их больше не должны разлучить. Собрав все силы, Доминик застал мужчину-полицейского врасплох, ударил его локтем в живот и сбил на землю. Потом, воспользовавшись возможностью, бросился к Одри.

— Нет! — закричал он и протянул руки, пытаясь схватить автокресло. — Он мой, отдай мне его!