– Вижу, мой дневник привлек ваше внимание.
Мне показалось, сейчас я лишусь чувств. Тетрадь выскользнула из моих ослабевших пальцев и с громким стуком упала на пол.
Ричард Логан внимательно смотрел на меня.
Я не знала, куда деться от стыда и охватившего меня чувства, названия которому я не находила. Под неотрывным взглядом глаз, полных боли, я даже не могла поднять тетрадь – так и сидела с прижатыми к груди руками.
– Простите меня!
– Не извиняйтесь. В конечном итоге, я обращался к вам.
– Мне не следовало…
– Селена, не стоит, – оборвал мои бессвязные оправдания Ричард. – Мои записи наконец-то попали к адресату, так что…
Он писал все это мне?
Мне?
Мысли мои перемешались, и лишь тихая просьба вытащила меня из их круговерти.
– Могу я попросить вас об услуге?
– Да, конечно.
– Дайте мне, пожалуйста, рубашку.
От волнения я слишком стремительно вскочила, едва не наступив на тетрадь. По губам Ричарда скользнула усмешка, но он ничего не сказал.
Вернув дневник на столик, я открыла платяной шкаф и сняла с плечиков чистую рубашку из мягкой ткани, всем телом ощущая, как за мной по всей комнате неотрывно следует пристальный взгляд.
– Разрешите мне помочь вам? – робко попросила я, приблизившись к креслу.
– Я смогу одеться сам.
Услышав отказ, я почувствовала комок в горле, а Ричард неожиданно спросил:
– Так почему же вы не уехали?
Казалось, прошла вечность, прежде чем ко мне вернулся дар речи. Но и тогда я смогла лишь разжать пальцы и выпустить рубашку из рук.
– Что?
– Вы так и не ответили мне, почему не ухали вместе со Стивеном.
Я смотрела на него, не зная, что сказать.
– Признайтесь, вы же хотели уехать! Вы думали об этом с того момента, как решили, что я вас ненавижу, – Ричард улыбнулся одним уголком потрескавшихся губ.
– Я не…
– Бросьте, Селена, это же очевидно.
– Но откуда вы…
Совершенно ошеломленная и сбитая с толку, я ждала, что Ричард продолжит, но он молчал и медленно натягивал рубашку, морщась от боли. То, что он сказал и как он это сказал, меньше всего походило на шутку, хотя по смыслу не могло быть ничем иным.
Я заметила, как Ричард сжал зубы, с трудом застегивая пуговицы левой рукой, и хотела помочь, но он пресек мой порыв коротким протестующим движением. Справившись с рубашкой, он взял со стула кардиган, неловко застегнул молнию у горла и со вздохом откинулся на спинку кресла.
– Я знал, что вы слышите меня, когда говорил в кабинете с братом.
Краска стыда залила мои щеки.
– Как вы узнали, что я там была?
Ричард посмотрел на меня со странной смесью укора и сожаления:
– Я чувствую вас.
– Как?
– Вы не понимаете? – на его губах появилась кривая вымученная полуулыбка.
Я молчала, нервно сжимая и разжимая пальцы.
Камертон… Настроенный на меня. Не об этом ли говорил мне папа?
– Не понимаете… – разочарованно прошептал Ричард и с видимым усилием выпрямился.
По его правому рукаву медленно растекалось уродливое красное пятно. Неужели я настолько плохо наложила швы? Или рана слишком глубокая? Как же Ричард должен себя чувствовать? Возможно, он сам не понимает, что говорит: его явно лихорадит.
Очевидно, мои мысли, как всегда, отразились у меня на лице, потому что Ричард спросил:
– Вы думаете, у меня бред?
– Нет.
– Селена, вам никто не говорил, что вы не умеете лгать? – он с усилием сглотнул. – Я чувствую вас… Я всегда знал, что вы есть. Ведь это так просто, так объяснимо…
Голос Ричарда сорвался. Рот болезненно искривился.
– Так просто…
Он закрыл глаза. Волосы его растрепались, тяжелые пепельные пряди упали на лоб.
Я перестала дышать, следя за движением его губ, с которых слетал едва уловимый шепот.
– Однажды весной, очень давно, я спустился в оранжерею после занятий. Стояла ранняя весна, и до цветения было еще далеко, но я бродил среди зелени, чувствуя, что должен найти нечто важное. И вот возле окна, в дальнем углу, вдруг увидел примулу. Бутон распустился буквально на моих глазах, я коснулся его, и душу мою словно озарило солнце… Это было второго марта, двадцать семь лет назад.
– В мой день рождения, – пробормотала я, пытаясь справиться с потрясением. Мой взгляд метнулся к дневнику, между страниц которого был спрятан засушенный первоцвет.